Мы быстро договорились: я предложил им бутерброды, бананы
и мороженое с пивом, если они посидят со мной где-нибудь в тенечке.
Там и перекусим и попьем пивка. Разумеется, я не оплачу им потерянное время.
Они согласились, мы раздобыли еду и нашли подходящее тенистое дерево.
Один из парнишек, худенький, бледный, с русыми волосами чаще других обслуживал Мануэля Кимболла, а другой был подносчиком мячей у Питера
Оливера Барстоу. Это был коренастый, с шустрыми глазами и веснушчатым лицом мальчуган, которого звали Майк Аллен. Мы еще устраивались под
деревом и не приступили к еде, как он вдруг сказал:
- Знаете, мистер, нам не платят.
- Что ты хочешь сказать? Что вы работаете бесплатно?
- Нам не платят, когда мы не на поле. Так что никакого потерянного времени у нас нет. Мы все равно сейчас не работаем.
- Неужели? Что-то ты больно честен. Будешь так продолжать, место в банке тебе обеспечено. Ну-ка ешь свой сандвич.
Пока они ели, я как бы невзначай завел разговор о Барстоу и игравшей тогда четверке. По тому, как мальчишки бойко затараторили, я понял,
что все это они повторяли уже раз сто перед прокурором Андерсоном, сыщиком Корбеттом, приятелями по работе, перед родными дома и одноклассниками
в школе. Мальчишки были словоохотливы и готовы отвечать на любой вопрос. Это не давало мне оснований надеяться, что они скажут что-то новое. В
их сознании уже застыла некая картина, и они сами уже в нее поверили. Впрочем, я ничего особого и не ждал, но помнил поговорку Вулфа, что
монетка, которую ищешь, может закатиться в самый темный уголок, куда не проникает свет.
Версии, услышанные от Ларри Барстоу и Мануэля Кимболла, казалось, не могли иметь вариантов. Когда мальчишки все съели, я, наблюдая за ними,
пришел к выводу, что бледнолицый уже ничего мне не скажет, и отпустил его. Майк остался. Это он обычно таскал на поле сумку Барстоу и собирал
его мячи, к тому же, он показался мне более смышленым, и я надеялся, что, может, он что-нибудь заметил, например, как вел себя доктор Брэдфорд,
когда появился на поле. Но он меня разочаровал. Он только запомнил, как доктор запыхался от бега и как все его ждали. Когда он, осмотрев
Барстоу, поднялся, то был очень бледен, но спокоен.
Я спросил о сумке с клюшками. Парнишка утверждал, что поставил ее в машину Барстоу, прислонив к переднему сиденью.
- Ты был расстроен, Майк, и мог чего-то не запомнить, - убеждал его я, - В таких случаях люди всегда нервничают и расстраиваются. Может, ты
поставил сумку в другую машину?
- Нет, сэр, я не мог этого сделать. Другой машины там не было.
- Или взял чью-то другую сумку?
- Нет, сэр, я не растяпа какой-нибудь. Когда работаешь здесь, то глаз уже наметан, всегда проверяешь по головкам, все ли клюшки в сумке.
Когда я поставил сумку в машину, я пересчитал клюшки и заметил, что все они были новые.
- Новые?
- Да, сэр, новые.
- Почему? Разве Барстоу поменял клюшки?
- Нет, сэр. Жена ему подарила новый набор клюшек.
- Что?
- Да, сэр.
Мне не хотелось его пугать своей бурной реакцией на его слова. Поэтому я сорвал травинку и стал медленно ее жевать.
- Откуда ты знаешь, что его жена подарила ему клюшки?
- Он сам мне сказал. |