Но вы, как бы это выразиться, сами приняли меры. Если считать, что
зло было также причинено вашему сыну, вы теперь вполне успешно возместили это. Ваша исповедь, пожалуй, не лучше моей. Волей-неволей я все же
признаю свою вину.
Как сказал бы мистер Гудвин, тут уж не выкрутишься. Но если ваш сын тоже страдает от этого зла?
- Нет!
- А если такое возможно?
Я увидел, как опустил глаза Кимболл, и понимал его. Я знал, как бывает трудно иногда выдержать взгляд Ниро Вулфа. Но, казалось, что
Кимболл, удачливый торговец, застрахован от такого. А вот нет, дрогнул. И не пытался скрыть этого. Он внезапно встал.
- Нет, не страдает, - повторил он. - Я не воспользовался вашим признанием в своих целях, как вы, мистер Вулф, - бросил он в лицо Вулфу.
- У вас есть еще возможность, - ответил Вулф, не шелохнувшись в кресле.
- Можете использовать любые свои преимущества. Давайте начистоту.
Невиновному нечего меня бояться. - Он взглянул на часы. - Через пять минут у меня ланч. Приглашаю вас разделить его со мной. Я в друзья не
навязываюсь, просто к вам и к другим в нашем положении у меня нет неприязни. Тридцать лет назад, мистер Кимболл, вас постигло горькое
разочарование, и вы действовали решительно. А сейчас растерялись. Давайте подумаем, что можно сделать.
Оставайтесь.
Но Кимболл отказался. Мне показалось, что впервые он выглядел испуганным. Ему хотелось как можно скорее убраться отсюда, но я не понимал
почему.
Вулф попытался еще раз уговорить его остаться. Но, видимо, у Кимболла не было желания сделать это. Испуг исчез, он стал сама любезность.
Воскликнув в какой уже раз, - "Господи!" по поводу того, что так задержался, он упрекнул Вулфа, что тот так и не сказал ему, как избавиться
от надоеданий полиции, и, выразив надежду, что разговор останется между ними, откланялся.
Я проводил его до входной двери и предложил отвезти в контору, но он отказался, сказав, что поймает такси. Я смотрел ему вслед со ступеней
крыльца и убедился, что его ноги сохранили кривизну, отличающую бывалых наездников.
Вернувшись и не найдя хозяина в кабинете, я прошел в столовую. Вулф уже усаживался в кресло, а Фриц стоял наготове рядом, чтобы придвинуть
его к столу. Когда Вулф устроился, я тоже сел. Я знаю, что он не любит говорить о делах за столом, но почему-то чувствовал, что на этот раз он
изменит своему правилу. И он действительно это сделал. Однако не так, как я ожидал. За столом он любил говорить пространно и медленно на любую
тему, пришедшую ему в голову, обращаясь не только к самому себе, но и ко мне тоже. Я же, полагаю, был неплохим слушателем. Но в этот день за
столом он не промолвил ни слова, лишь в перерывах между глотками пива задумчиво надувал и втягивал губы. Он даже забыл прокомментировать, как
обычно, кулинарные достоинства блюд, приготовленных Фрицем. Это дало мне повод многозначительно подмигнуть Фрицу, убиравшему чашки после кофе.
Он понимающе кивнул в ответ, что, мол, не обиделся на хозяина.
Вернувшись в кабинет, Вулф так же молча опустился в кресло. Я навел порядок на своем столе, вынул из-под груды бумаг исписанные листки
блокнота и сколол их вместе. Затем сел и приготовился ждать, когда к хозяину вернется рабочее настроение. Спустя какое-то время он шумно, как
кузнечные мехи, вздохнул, отодвинул кресло, открыл ящик стола и стал рыться в крышках от пивных бутылок. |