Этот пришелец сидел, помахивая самым обычным веером, перед ним стояла обычная чаша для пожертвований. Однако на этом все обычное кончалось. Прадъюнг был вынужден поработать корпусом и локтями, чтобы очутиться в первых рядах. Только тут он увидел этого человека. И открыл рот.

Никого подобного не встречал он раньше за всю свою жизнь. Парень был высокий, прекрасно накачанный. Но кожа его была бледной, лицо вытянутое, нос торчал клювом, а уж глубоко посаженные глаза были и вовсе неправильной формы. На верхней губе росли волосы – факт исключительно редкий, хотя и не полностью неизвестный в этих краях. Усы были коричневого цвета, точно такого же, как кончики волос, выбивавшиеся из‑под чалмы. Говорил он с сильным, незнакомым акцентом и в абсолютно не свойственной рассказчику манере. И еще – он был совершенно спокоен.

Что вполне объяснимо, ибо рассказывал он не о какой‑нибудь Серебряной Птичке или о космическом торговце Ван Рийне, или еще о каком‑нибудь набившем оскомину анахронизме. Нет, он рассказывал совершенно новые истории, неприличные по большей части и дерзко забавные. Толпа держалась за животы.

– …И вот, после столь долгой и блестящей карьеры, сражавшемуся в воздухе за честь и славу своей страны Пьеру Удальцу даровали отпуск домой. Для пилота более желанной награды нельзя было придумать. – Рассказчик скромно потупил взор и добавил: – Но я всего лишь бедный человек, о щедрые и добросердечные люди, и изнемогаю от усталости…

Деньги зазвякали о чашу. Рассказчик переложил всю мелочь в сумку, откинулся назад, зажег сигарету, отхлебнул глоток вина из меха за спиной и заключил:

– Дом Пьера Удальца назывался Париж, это был самый богатый и прекрасный из всех городов. Именно там мужчины овладели все искусством наслаждения: это значит не просто валяться вместе, но использовать самые нежные и утонченные изыски, самые прелестные и пикантные тонкости… Вот, для примера, рассказ о путнике из любопытного местечка под названием Техас, который, попав в Париж…

– Остановись!

Прадъюнг оттолкнул стоявших на его пути в самом ближнем к рассказчику кружке слушателей и встал прямо перед ним. Публика недовольно загудела сзади, тогда он потянулся к рукоятке кинжала. Наступила тишина. Лишь отдельные невнятные возгласы протеста слышались из толпы. Кое‑кто, решив, что пора и честь знать, постарался как можно незаметнее ретироваться.

– Твое имя, чужеземец. Откуда ты пришел? – резко спросил Прадъюнг.

Рассказчик поднял глаза. Глаза были незамутненно‑серые.

– Не лучший способ заводить дружбу, – с упреком в голосе ответил он.

Прадъюнг вспылил:

– Ты знаешь, где ты?! Это территория Суму, да населят его потомки весь космос! Кто разрешил такой инородной бестии, как ты, делать здесь деньги?

– Но никто мне не запрещал.

Ответ был достаточно мягким, чтобы Прадъюнг мог утолить свой гнев и успокоиться, к тому же скорость, с которой этот тип зарабатывал, позволяла рассчитывать на приличный барыш.

– Здесь рады любому чужеземцу с добрыми намерениями. Но решать должен мой хозяин Суму. И он оштрафует тебя за то, что ты вовремя не явился к нему. То есть сразу. Но если ты будешь вести себя подобающим образом с ним и… хм… с его верными людьми, то ему не придется приказывать бить тебя.

– Осмелюсь надеяться, что не придется. – Рассказчик вскочил на ноги. – Пойдем же скорее, веди меня к своему вождю!

– Ты мог бы оказать почтение его людям, которое они заслуживают, и тем приобрести друзей, – сказал Прадъюнг, косясь на полную сумку.

– Конечно, – рассказчик поднял мех. – Ваше здоровье, сэр! – Он долго держал мех у губ, после чего снова закинул его за спину.