— Здравствуйте, Герман Павлович, — сквозь зубы процедила я, повернув к нему голову и холодно взглянув в его мило улыбающееся лицо. — Вы что-то хотели?

Он заискивающе посмотрел в мои ледяные глаза и любезно произнес:

— Катя, прости мне тот печальный инцидент. Я не хотел тебя обидеть.

Моя челюсть отвисла. Вместо ожидаемых угроз я слышу извинения. Либо у меня что-то с ушами, либо этот мерзавец готовит какую-то подлость, раз так мягко стелит. Ну, или… ему дали втык.

— И, если честно, — продолжал доцент, — я считаю тебя одной из лучших моих студенток. Так что ты, девочка, заслужила свою «пятерку». У тебя зачетка с собой?

Не сводя с него прищуренных глаз, я порылась в сумке и достала ему то, о чем он просил. Герман Павлович аккуратно вывел напротив названия своей дисциплины оценку «отлично», поставил роспись и с видом исполнившего долг человека протянул мне зачетную книжку.

— Ну, вот и все! — облегченно вздохнув, сказал он. — Ведомости я уже сдал. Поздравляю тебя с успешно сданным экзаменом!

Я так и осталась стоять с приоткрытым ртом, наблюдая, как Кривошеин, фальшиво насвистывая себе под нос весёлую мелодию, удаляется от меня, едва не приплясывая. Сильно зажмурив глаза, я открыла их снова, но мираж не исчез. Злой, мстительный доцент, по каким-то непонятным мне причинам, превратился в «божий одуванчик», раздающий «пятерки» всем, кому не лень. Что бы это значило? Единственное логичное объяснение я надеялась получить в кабинете Владислава Федоровича, куда и пошла, решив не медлить. «Зав кафедрой» был на месте. Он немного удивился моему столь раннему появлению, но это не помешало ему меня принять.

— Я посмотрел твои оценки, Катерина, — после обмена приветствиями, сказал Батов. — Ты, скорее всего, будешь получать стипендию, если не завалишь последний экзамен и пересдашь предмет Кривошеина.

Я округлила глаза, не понимая, о чем он говорит, но перебивать профессора не стала из уважения к нему.

— Мне удалось договориться с Зоей Ивановной, она примет у тебя эту дисциплину, — сообщил собеседник, внимательно посмотрев на меня. — Условься с ней о времени и сдавай.

Он замолчал, я тоже не произнесла ни слова, не зная, с чего начать. Когда пауза стала невыносимой, а взор Батова недоуменным, я осторожно пробормотала:

— Герман Павлович только что поставил мне «пять» в зачетку, — брови собеседника взметнулись, отразив удивление. — Я думала, он сделал это после разговора с Вами.

— Нет, я его не видел еще сегодня, — пожал плечами профессор. — Может, у него проснулась совесть? Иногда даже такие люди, как доцент, совершают хорошие поступки. Подожди здесь, Катерина, — он вышел из-за стола и куда-то отправился, оставив меня сидеть в его кабинете.

Вернулся старик минут через пять, держа в руках широкую белую ведомость. На его крупном носу красовались большие очки, которые он протер платком, не снимая.

— Действительно, оценки выставлены сегодня утром, — ткнув пальцем в нужную графу, заявил Батов. — У тебя «отлично». Но этого мало. Кривошеин зачем-то исправил все «тройки» на «четверки». Не понимаю, что с ним случилось?..

Я тоже не понимала. Разве что встреча с дьяволом могла заставить Германа Павловича так кардинально изменить свое поведение.

— Значит, вопрос исчерпан, — задумчиво почесав седой затылок, проговорил «зав кафедрой». — Иди домой, Катя. Готовься к следующему экзамену.

Я шла по коридору, как во сне, все еще не веря в случившееся. О том, что у Кривошеина проснулась совесть, я не допускала даже мысли, точно зная, что этого качества у него нет и в помине. Значит, кто-то неизвестный приложил руку к тому, чтобы малость подкорректировать поступки доцента в нужном направлении.