– По‑моему, ты уже начал, когда сказал часовому, что ты мой сын, – сказал я. – Может, это шутка?

– А вам кажется, что это шутка? – спросил он.

– Я никогда не говорил, что я Святой, особенно когда был молод и годами не видел дома, – сказал я. – Но я никогда не спал с женщиной, выдавая себя за другого. Меня ничего не стоило отыскать, если кому‑нибудь этого сильно хотелось. Так что если я сделал внебрачного ребенка, для меня это – полная неожиданность. Я полагал, что мать, как только она поняла, что беременна, даст мне об этом знать.

– Я знаю 1 мать, которая этого не сделала, – сказал он.

Не успел я ответить, как он выложил одним духом то, что, видимо, отрепетировал дорогой:

– Я здесь не задержусь, – сказал он. – Не успеешь оглянуться, как меня уже не будет. Я еду в Италию, и никогда в жизни не хочу больше видеть эту страну, а особенно Дюбек.

* * *

Как оказалось, он прошел через пытку, которая длилась гораздо, гораздо дольше, чем осада Сципиона, и, пожалуй, он пережил ее тяжелее, чем я – Вьетнам. Его судили за растление малолетних в Дюбеке, Айова, где он создал на свои средства и возглавил бесплатный Центр Заботы о Детях.

Он не был женат, что в глазах большинства членов суда было порочащим признаком, как и участие во Вьетнамской войне.

* * *

– Я вырос в Дюбеке, – как он мне немного позже расскажет, – и все деньги, которые я унаследовал, были сделаны в Дюбеке.

Состояние было сделано на расфасовке и упаковке мяса.

– Я хотел что‑то сделать для Дюбека в свою очередь. У нас такое множество родителей‑одиночек, которые растят детей на жалкие гроши, так много семей, где и муж, и жена работают, чтобы хоть как‑то накормить и одеть детей, что я подумал – больше всего Дюбеку нужен хороший центр заботы о детях, который ничего им не будет стоить.

Через две недели после того, как он открыл свой центр, его арестовали за растление малолетних, потому что несколько детишек вернулись домой с воспалением гениталий.

* * *

Позднее он представил суду доказательства, полученные после взятия мазков из выделений детей, что все дело было в грибке. Этот грибок был родственник дрожжевого грибка и мог быть просто новой разновидностью этого грибка, который выработал устойчивость ко всем известным лекарствам от грибковых заболеваний.

Но к тому времени он просидел в тюрьме, без права быть выпущенным под залог, 3 месяца, и от толпы, которая рвалась его линчевать, его охраняла Национальная Гвардия. На его счастье, в Дюбеке, как и во многих городах, полиция была усилена бронетранспортерами и пехотой.

После того, как он был оправдан, его пришлось пывозить из города и везти в глубь штата Иллинойс в наглухо закрытом танке, чтобы его кто– нибудь не прикончил.

* * *

Судью, который его оправдал, убили. Он был Итальянцем по происхождению. Кто‑то послал ему начиненную взрывчаткой трубку, спрятанную в толстенной колбасе‑салями.

* * *

Но ничего этого мой сын мне не рассказал, пока не настало, как он сказал, «время прощаться». А рассказ о своих мученьях он начал с таких слов:

– Надеюсь, вы понимаете, что я меньше всего жду от вас каких‑либо эмоций.

– Надейся, надейся! – сказал я.

Теперь, когда я вспоминаю нашу встречу, я чувствую что‑то похожее на умиление. Он достаточно хорошо ко мне относился, считал меня достаточно сердечным человеком и обращался со мной, пусть недолго, как с настоящим, родным отцом.

* * *

Вначале, когда мы с ним очень осторожно присматривались друг к другу и я еще не признал его своим сыном, я его спросил, стоит ли имя «Роб Рой» в его свидетельстве о рождении или это прозвище, которое ему придумала мать.