Bon voyage!

* * *

Послушайте‑ка – вы уже знаете, что я составляю два списка: первый – женщин, с которыми я занимался любовью, и второй – мужчин, женщин и детей, которых я убил? И я все яснее вижу, что оба списка будут одинаковой длины! Вот это совпадение! Когда я начал составлять список тех, кого я любил, я хотел, чтобы общий итог мог послужить мне эпитафией – просто цифра, и все. Но разрази меня Бог, если та же самая цифра не обозначает число тех, кого я убил!

Это еще одно чудо, вроде того, что студенты Таркингтона были на каникулах во время эпидемии дифтерита, и 2й раз, когда заключенные сбежали из тюрьмы. Долго ли мне еще быть Атеистом?

«Есть в мире тьма, Гораций, кой‑чего»[16]…

27

* * *

А вот как вышло, что я получил работу в тюрьме за озером в тот же день, как только меня выгнали из Таркингтоновского колледжа.

Я вышел из гаража, прочитав, что не люди, а микробы – любимчики Вселенной. Я сел в «Мерседес», собираясь подъехать в кафе «Черный Кот», послушать разговоры – может быть, кто‑нибудь ищет работника на любую работу в этой долине. Но все 4 шины только сделали «пуф‑ф, пуф‑ф, пуф‑ф».

Все 4 колеса были ночью «выпотрошены» городскими подонками. Я вылез из «Мерседеса», и мне вдруг захотелось в уборную. Но я не хотел входить в свой собственный дом. Не хотел говорить с психами. Не соскучишься, верно? Какой микроб может похвастаться такой богатой испытаниями и возможностями жизнью?

Но в меня по крайней мере никто не стрелял, и меня не разыскивала полиция.

И я пошел на пустой участок, через дорогу от моего дома и пониже, потому что мой дом стоял на склоне. Там рос густой бурьян. Я вытащил свой диндон и увидел, что он нацелен прямо на чудесный итальянский гоночный велосипед, лежавший на боку. Велосипед прятался там, сказочный и бесхитростный. На его месте мог быть единорог.

Облегчившись в другом месте, я поставил это совершенное механическое животное на ноги. Он был новехонький. Сиденье у него было в форме банана. Как у кого‑то хватило духу его выбросить? До сих пор не могу понять. Несмотря на то что у нас громадный мозг и библиотеки ломятся от книг, есть вещи, которых нам, постоялым дворам для микробов, просто не понять. Я думаю, что какойнибудь мальчишка из бедной семьи, из Сципиона, набрел на него, когда шатался по студенческому городку. Он решил – и я бы так подумал на его месте, – что велосипед принадлежит таркингтоновскому студенту, у которого денег куры не клюют, и наверняка есть еще дорогая машина и больше красивых шмоток, чем парню достанется за всю жизнь. Ну, он и взял велосипед, как я его возьму в свою очередь. А потом струхнул, что мне не грозило, и спрятал его в бурьяне, чтобы не загреметь в тюрьму за грабеж.

Как я вскоре убедился, велосипед на самом деле принадлежал бедняку, подростку, который работал после школы на конюшне, и он наскреб, накопил денег на этот роскошшлй велосипед, самый лучший из всех, какие были в Таркингтоне.

* * *

Разыграем дальше мой сценарий, основанный на ошибке, будто велосипед принадлежит богатому мальчишке: мне казалось вполне вероятным, что богатенький студент потерял счет своим дорогим игрушкам и просто не желал заниматься еще и этой. Может, велик не влезал в багажник его «Феррари Гран Туризмо». Вы не поверите, сколько дорогих вещей – бриллиантовых сережек, часов фирмы «Ролекс» и прочего скопилось в Бюро Находок колледжа, и никто за ними так и не явился, Испытываю ли я неприязнь к богатым? Нет. Достаточно того, что я их замечаю. Я согласен с великим писателем‑социалистом Джорджем Оруэллом, который считал, что богатые – это просто бедняки при деньгах.