Ровно в десять часов утра в зале прозвучала долгожданная фраза: «Прошу встать, суд идёт!» Раскрылись двери за помостом для судей, и в них появился председатель судейской коллегии. За ним шествовали ещё один профессиональный судья и заседатели. В таком расширенном составе суд рассматривает, как правило, дела, по которым обвиняемым может быть вынесен смертный приговор. Судьи заняли свои места, раздалась команда «прошу садиться», и председатель обратил свой взор на скамью подсудимых, где между двумя милиционерами восседал человек, которого предстояло сегодня судить.

— Обвиняемый, прошу встать!

Высокий голубоглазый шатен с продолговатым лицом, на котором были заметны следы многомесячного пребывания в тюремной камере, встал, выпрямившись во весь рост. Его стиснутые кулаки выдавали сильное нервное напряжение.

— Ваше имя и фамилия? — спросил судья.

— Станислав Врублевский. Сын Каэтана и Адели, урождённой Пенцак. Родился десятого ноября 1923 года в деревне Бжезница, бывший район Несвиж. Инженер-механик, имею степень магистра. Женат, двое детей. Жена Кристина, урождённая Гродзицкая… — Предвидя дальнейшие вопросы, обвиняемый сразу выпалил судьям все основные биографические данные.

— Назовите фамилию, которую вы носили раньше, — потребовал второй судья.

— Я никогда не менял фамилию. Я не Рихард Баумфогель и никогда не был сотрудником гестапо. Никогда не служил в СС и не занимал пост шефа гестапо в Брадомске.

— Обвиняемый, мы вам обязательно предоставим возможность дать объяснения, — прервал его председатель судейской коллегии, — а сейчас, пожалуйста, сядьте. Все ли вызванные в суд свидетели присутствуют на заседании?

Оказалось, что из тридцати с лишним человек, приглашённых в качестве свидетелей, отсутствовали четверо. Трое прислали медицинские справки о болезни, а четвёртый — документ, удостоверяющий, что он находится в служебной командировке за границей.

— Ваши соображения, пан прокурор? — спросил председатель.

— Предлагаю по ходу слушания дела зачитать показания этих свидетелей.

— Мнение защиты?

— Нет возражений, — ответил адвокат Рушиньский.

— Приступим к церемонии принесения присяги. Прошу свидетелей повторять за мною текст. — Председатель процитировал слова присяги. — А теперь свидетели должны покинуть зал заседаний. Слово предоставляется пану прокурору.

Прокурор Щиперский встал, поправил тогу с красным жабо и начал зачитывать длинное, на семидесяти страницах, обвинительное заключение. В абсолютную тишину падали слова, обвиняющие подсудимого в совершении различных преступлений. Взывали к отмщению сотни расстрелянных и отправленных на смерть в концентрационные лагеря, заключённые, не выдержавшие пыток в застенках гестапо, а также семьи этих несчастных, подвергшиеся моральным издевательствам.

Публика в зале не отрывала глаз от человека, сидящего на скамье подсудимых. Однако он сам слушал прокурора с таким видом, словно речь шла не о нём, а о каком-то другом человеке. Иногда он наклонялся вперёд и обменивался замечаниями с сидящим перед ним защитником. Меценас Рушиньский, по-видимому, втолковывал своему подопечному, что ему позволят выступить после того, как прокурор закончит излагать обвинительное заключение.

Как только прокурор умолк, председатель, учитывая позднее время, отложил слушание дела до следующего дня. Снова все встали, и судейская коллегия в полном составе покинула зал заседаний.