Изменить размер шрифта - +
Перед ним открывается блистательная карьера. В качестве трамплина двадцатичетырехлетнему гитлеровцу подбирают пост шефа гестапо в Брадомске. Именно здесь молодой эсэсовец должен проявить свой талант в преследовании и уничтожении поляков и евреев. Гейдрих не ошибся в своём протеже. Этот молодой человек с патологической ненавистью к «инородцам» успешно истребляет представителей польской интеллигенции и решает «еврейский вопрос» в полном соответствии с нацистской доктриной. Причём делает это не только из убеждений, но и для карьеры.

Ветераны судебных заседаний не без удовлетворения слушали речь Рушиньского, сосредоточенно внимая каждому его слову. Известный адвокат говорил страстно, вкладывая в каждую фразу убеждённость и темперамент. Чувствовалось, что он сам верит в то, о чём говорит.

— И вот прошло почти два года. Неглупый шеф гестапо — с тем, что он умён, согласился даже пан прокурор — начинает вдруг подмечать, что эти ненавистные ему поляки вовсе не соответствуют тому стереотипу людей, про который ему твердили в школе и в специальных учебных заведениях для высшего командного состава СС. В Баумфогеле пробуждается интерес к народу своей матери. Задолго до этого, возможно даже подсознательно, у него появляется потребность изъясняться на польском языке. Он постепенно приучается читать польские книги, изучает классическую польскую литературу, знакомится с произведениями Сенкевича, Пруса, Жеромского и других авторов — всех нет смысла перечислять. О том, что он читал на языке своей матери, говорили даже свидетели обвинения. Однако безжалостный маховик гестаповской машины по-прежнему раскручивается на полные обороты. В работе этой машины активно задействован и шеф гестапо в Брадомске. Внезапных превращений не бывает. Изменения, происходящие в его сознании, носят эволюционный характер, и потребуется ещё немало времени, прежде чем новое мышление возьмёт в нём верх над старыми догмами.

Здесь давали показания три свидетеля, — напомнил защитник, — которые только Баумфогелю обязаны тем, что живут и здравствуют. Пан прокурор охарактеризовал поведение с ними шефа гестапо как желание продемонстрировать свою власть и понравиться тем, кого он облагодетельствовал. А надо, между прочим, помнить, что каждое отклонение от инструкции, любое послабление кому бы то ни было грозило Баумфогелю не только потерей занимаемого положения, но и военным судом. Разве можно считать демонстрацией власти отправку пленного партизана в концлагерь Дахау с фальшивыми документами проворовавшегося торговца продовольствием? Со стороны Баумфогеля это был чрезвычайно рискованный шаг. Тем более для него опасный, что его влиятельный покровитель, Гейдрих, был к тому времени уже мёртв. Прокурор так же ошибочно оценил поведение Баумфогеля в доме нотариуса Высоцкого. Он явился туда вовсе не за тем, чтобы, сообщив о смерти сына, удовлетворить садистские наклонности и насладиться видом обезумевших от горя родителей. Ему просто хотелось подбодрить и успокоить стариков Высоцких, внушить им чувство гордости за их Анджея, павшего смертью героя. Ведь вы же помните, как пани Пехачек повторила слова, услышанные тогда из уст Баумфогеля: «Ваш сын погиб как солдат, с оружием в руках». Эта уважительная оценка, воздающая должное молодому бойцу-патриоту, не что иное, как искреннее желание утешить его близких, смягчить их боль и утрату. Из дома убитого юноши никого не увозят в гестапо. Угроза ареста минует даже его сестёр. Обыск в квартире был проведён, как отметила свидетельница, очень поверхностно. Пан прокурор отлично знает, что такие налёты гестапо в семьи подпольщиков заканчивались, как правило, совершенно по-другому. А что вы скажете об инциденте с пани Пехачек? Уж не её ли Баумфогель, следуя логике обвинения, собирался поразить? Получается, что ему хотелось покрасоваться перед этой дрожащей от страха молоденькой девушкой? Я призываю вас взглянуть на его поступок как на проявление обыкновенного человеческого милосердия.

Быстрый переход