Эдуард был не из тех, кто способен ответить ударом на удар.
- Вся стража в Тауэре напилась до бесчувствия, - вскричал он, -
помощник коменданта бежал с изменником, а коннетабль смертельно болен от
зелья, которым его отравили. Если, конечно, он не предатель и не
притворяется больным, дабы избежать заслуженной кары. Ибо его дело было
следить за тем, чтобы узник не сбежал, слышите, Уинчестер?
Хьюг Диспенсер-отец, чьими стараниями Сигрейв был назначен на пост
коннетабля, склонился, пережидая шквал. У него была длинная узкая спина,
согбенная отчасти от рождения, отчасти от долгой карьеры куртизана.
Недруги прозвали его хорьком. В морщинах лица под покрасневшими веками,
казалось, гнездится алчность, завистливость, подлость, эгоизм, вероломство
и упоение всеми этими пороками. Он не был лишен смелости, но не ведал
обычных человеческих чувств, разве что к своему сыну и к двум-трем
друзьям, в число которых как раз и входил Сигрейв. Приглядевшись к отцу,
можно было легче понять характер сына.
- Милорд, - произнес он спокойным голосом, - я уверен, что Сигрейв ни в
чем не повинен...
- Он виновен в небрежности и лени; виновен в том, что дал себя
одурачить; виновен в том, что не сумел открыть заговор, который готовился
у него под носом; виновен, быть может, в том, что он неудачник от
природы... А я не прощаю неудачников. Пусть вы покровительствовали
Сигрейву, Уинчестер, он будет наказан; тогда никто не осмелится сказать,
что я пристрастен и милостив лишь к вашим ставленникам. Сигрейв будет
заточен в темницу вместо Мортимера; таким образом, его преемники будут
лучше нести свою службу. Вот, сын мой, как следует управлять, - добавил
король, остановившись перед наследником престола.
Мальчик поднял на него глаза и тотчас же потупил взгляд.
Хьюг младший, умевший направлять гнев Эдуарда в угодную для себя
сторону, откинул голову и промолвил, глядя на балки потолка:
- Мне хотелось бы обратить ваше внимание, дорогой сир, на другого
изменника, который ведет себя по отношению к вам чересчур вызывающе. Я
имею в виду епископа Орлетона; это он подготовил побег и, судя по всему,
так мало с вами считается, что даже не счел нужным бежать или хотя бы
скрыться.
Эдуард взглянул на Хьюга младшего с признательностью и восхищением.
Разве можно равнодушно смотреть на этот профиль, на красивую позу
говорившего Хьюга; разве можно равнодушно слушать этот высокий, отлично
поставленный голос, в особенности когда он нежно и вместе с тем
почтительно произносит на французский манер "дорогой сир", точно так же
как произносил эти слова прелестный Гавестон, которого убили бароны и
епископы... Но теперь Эдуард стал опытней, он узнал людскую злобу,
убедился, что уступками ничего не добьешься. |