Она посмотрела на соперницу огромными глазами.
— Это ничего, что я тут тебе изливаю душу?
Тэш покачала головой и рассеянно взяла две наволочки.
— Видишь ли, Найл такой любвеобильный и требовательный, — призналась Лисетт. — Такой приставучий…
Тэш упаковала полную пепельницу и мокрое полотенце.
— …Он никогда не дает мне свободно дышать, он абсолютно все делает за меня. — Лисетт примерила бриллиантовые серьги, которые Тэш положила на туалетный столик, чтобы вернуть матери. — Я иду брить подмышки, и он уже там. Я иду звонить матери. — Она посмотрела на себя в зеркало и с улыбкой погладила свою шею, а затем, вспомнив, что раньше говорила, что ее мать умерла, быстро продолжила: — Она… э… говорит, что они с Найлом уже мило поболтали и… ах, какие сережки!.. и что уже слышала от него все новости. Если я прошу мужа отстать, он начинает дуться, почти не разговаривает и тенью бродит по дому, досаждая мне своей заботой: таится под дверьми с тряпкой для пыли и оставляет приготовленную еду, накрыв ее салфеткой.
Тэш рассеянно упаковала комнатное растение в горшке, засунув его листья между туфлями, чтобы не сломать.
— Ты же понимаешь, как это невыносимо — быть замужем за человеком, который так одержим тобой? — Лисетт умоляюще посмотрела на Тэш. — Я думаю, что больше не смогу выносить такого рабского почитания. Это просто ужасно. А серьги просто прелесть. Можно их взять поносить?
Тэш уставилась на собеседницу в изумлении. Лисетт легко рассмеялась.
— О, я знаю, тебе это кажется совершенным раем. — Ударение было слишком явным. — Такая звезда, и вдруг живет под одной крышей с тобой. Но, если честно, дорогая, ты просто не представляешь, каково это — жить с человеком, постоянно целующим землю, по которой ты ходишь.
Ночник упал на пол. Тэш поморщилась. Да сколько можно терпеть эту нахалку?
— Но я уверена… — медленно ответила она, вытаскивая из рюкзака банку с луком наполовину пустую, но для ее целей вполне хватит, — …что первой землю целовать пришлось тебе.
— Что? — Лисетт была настолько сбита с толку, что не заметила, как Тэш открыла банку.
— Мне кажется, — объяснила Тэш, улыбаясь Лисетт, — что Найлу тебя не перещеголять. Ты так сильно любишь себя, что сама готова целовать землю, по которой ходишь.
Перевернув банку, она наблюдала с неземным наслаждением, как красивые волосы Лисетт намокли от уксуса, затем маленькие пахнущие комочки лука начали падать с ее головы и плеч.
Лисетт взвизгнула от ужаса.
— Это, — Тэш аккуратно снова закрутила банку и положила ее в рюкзак, как сувенир, — за Найла, потому что оказался слишком труслив, глуп и добр, чтобы сделать это самому. Может, позднее он и придет, чтобы снять с тебя лук, но, по крайней мере, поймет, насколько ты прокисла.
Лисетт подпрыгнула и, выплевывая уксус изо рта и разбрасывая по сторонам так много лука, как будто она была торговкой овощами, выдернула из ушей серьги и сорвала с себя промокшую блузку. Кинула все это в ноги Тэш и молча кинулась к двери. У двери она повернулась, на ее лице было выражение неприкрытой злобы.
— Найл говорил мне, что ты маленькая психопатка, — прорычала Лисетт. — Теперь я понимаю, что он имел в виду.
После того как соперница ушла, Тэш упала на кровать и в отчаянии стала жевать простыню. В комнате сильно пахло маринованным луком. Ее потихоньку начинала мучить совесть.
— Ни за что не отгадаешь, что я узнал, — раздался восторженный голос, и Макс с шумом ввалился в комнату.
Тэш что-то невразумительно пробурчала.
— Фу, не могу сказать, что мне нравятся подобные ароматы, дорогая. |