— Но мне ведь нужно будет практиковаться! Давайте я напишу ваш портрет?

— Сэр, осмелюсь заметить, джентльмену не пристало рисовать портрет дворецкого, — серьезно сказал он.

— Как угодно, Ларример, — пожал плечами я. — Тогда я пока потренируюсь… вот, скажем, на кактусах!

И, оставив замершего дворецкого, я прошествовал в оранжерею. Спасенный Конно-идея, с которым я возился весь вчерашний вечер, кажется, заметно приободрился. Это меня воодушевило и, перекусив на скорую руку (и снова Ларример даже не подумал возразить, что меня уже порядком напугало!), я принялся собираться.

Костюм я сменил — и так уже инспектор как-то странно на меня смотрел, привык ведь видеть элегантно, по последней моде одетого джентльмена! Да и скверно у меня получается притворяться человеком более низкого общественного положения… Лучше уж изображу пресыщенного скучающего господина, решившего найти себя в искусстве. Да! Как нельзя кстати пришелся кошмарный сиреневый шарф, подаренный на прошлое Рождество тетушкой Мейбл! Он дисгармонировал со всем ансамблем и придавал мне немного безумный вид. Подумав, я решил, что хуже уже не будет, вставил вместо голубого глаза ярко-зеленый и постарался как следует взъерошить волосы. Теперь я выглядел совсем уж странно. Трость я, разумеется, тоже прихватил: в случае чего ею можно отбиваться, как дубинкой.

Художники — как птицы, перелетают с места на место всей стаей. А если не прибегать к поэтическим сравнениям — то стаей галок, которых шуганули уставшие от шума люди. Все прекрасно знали, что сейчас они обосновались в старинном квартале Истон-роуд, где дома едва не рушатся на головы своих жильцов, зато аренда необыкновенно дешева.

«Надо было взять такси», — подумал я. Мое авто смотрелось в этой обстановке совершенно дико!

Табличек на домах почти нигде не было, так что ориентироваться в этой мешанине пристроек, руин и обветшалых веранд без посторонней помощи не представлялось возможным. Пришлось притормозить у тротуара рядом с буйно кудрявым юношей, который в экстатическом восторге смотрел на небо. Тоже художник, определенно, — весь пиджак заляпан красками.

— Простите, — вежливо начал я, опустив стекло, — вы не подскажете, как мне найти дом мистера Барентона?

Он вздрогнул так, словно я выпалил у него над ухом из ружья.

— Мистера Барентона? — На лице юноши читалось смятение. Видимо, любая проблема, не связанная с техникой смешения красок, светотенью и прочими художественными премудростями, вызывала у него изрядное затруднение.

— Да, — подтвердил я. — Мистер Джозеф Барентон, художник.

В глазах юноши промелькнуло озарение.

— А, Джо-наив! Первый дом справа от перекрестка и направо, вы увидите, обшарпанный такой. В мезонине.

— Благодарю! — обрадовался я (признаться, я уже не чаял добиться от него внятного ответа). Примета, конечно, та еще — здесь все дома обшарпанные, но хоть дорогу объяснил, и на том спасибо!

— Только его давно не видать, — закончил юноша меланхолично.

— А куда он подевался, не знаете? — живо заинтересовался я. Ниточки в этом деле так и норовили оборваться прямо в моих руках.

— Откуда мне знать? — пожал он плечами. — Хотите, у Питера спросите, они вместе квартиру снимали.

— Благодарю! — повторил я, но он уже отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес, и снова принялся влюбленно рассматривать небеса…

Мезонин оказался сильно обветшалым.