О, если б

         Я властен был открыть тебе все тайны

         Моей темницы! Лучшее бы слово

         Сей повести тебе взорвало сердце,

         Оледенило кровь, и оба глаза,

         Как <две>[12 - Восстановлено по цитируемому тексту.] звезды, исторгнуло из мест их

         И, распрямив твои густые кудри,

         Поставило б отдельно каждый волос,

         Как гневного щетину дикобраза!

Это говорит Гамлету тень отца в переводе г. Вронченка, и каком переводе! уже не только поэтическом, но и художественном. Г-н Полевой перевел это место так:

         О, если б мог я рассказать тебе, —

         От одного бы слова кровь застыла,

         И очи выпали б слезами,

         И каждый волос на главе твоей стал дыбом!

То, да не то. Вообще там, где драматизм переходит в лиризм и требует художественных форм, с г. Вронченком невозможно бороться.

Иди теперь в уборную красавицы; скажи, что пусть она хоть на палец толщиною наложит румян на щеки – ее ждет такое же превращение; заставь ее смеяться при том.

Это ослаблено в переводе г. Полевого.

Г-н Полевой сделал много выпусков: он исключил непристойности, каламбуры, непонятные намеки, укоротил по возможности роли тех актеров, от которых нельзя было ожидать хорошего выполнения; словом, он в переводе сообразовался и с публикою, и с артистами, и со сценою. Это хорошо; но мы не понимаем причины выпуска нескольких прекрасных мест. Превосходнейшая сцена пятого акта, на могиле Офелии, не только ослаблена – искажена.

У г. Вронченки Гамлет на вопли Лаерта отвечает такою высоколирическою и превосходно воссозданною выходкою:

         Кто сей, чья горесть столь неукротима?

         Чей вопль, в пути задерживая звезды,

         Их изумленьем поражает? Я здесь,

         Принц датский, Гамлет!

У г. Полевого это заменено одним стихом:

         Кто хнычет тут, кто смеет плакать?

У г. Вронченки:

         Лаерт

         О, сатана твою исторгни душу!

         Гамлет

         Худая, друг, молитва!

         Прошу тебя, оставь, не жми мне горла!

         Я от природы кроток и не вспыльчив;

         Однако ж страшное во мне есть нечто,

         Чего твоя должна бояться мудрость,

         Оставь меня.

У г. Полевого:

         Лаерт

         Будь проклят ты, убийца!

         Гамлет

         Тише, тише!

         Зачем за горло схватывать меня?

         Бороться не тебе со мной, приятель!

То ли это? Но вот следующее место у г.