|
Ганга почти не получала от него известий – только слышала от его родителей, что он уже сколотил себе кое какой капитал, перепродавая недвижимость. Вскоре Виру забрал из деревни своих родителей, и она быстро забыла о женихе.
В памяти осталась лишь последняя встреча, когда он приехал, чтобы вырвать окончательно корни своего рода из деревенской земли. Досужие соседки принесли Ганге эту весть. Она, как и подобает будущей невесте, сидела дома и не искала встречи. Впрочем, ей не очень то и хотелось.
Виру тоже не спешил к ней.
Они встретились случайно, на деревенской площади. Виру шел, горделиво покручивая на пальце золотую цепочку с брелоками. Он сильно растолстел. Его и без того невыразительное лицо с безжизненно висящими усами стало надменным и каким то сонным. Он свысока поглядывал по сторонам, никого не замечая, шел прямо на людей, и они расступались, недоумевающе глядя ему вслед.
– Здравствуйте, господин! – промолвила Ганга, еле сдерживая улыбку.
– Здравствуй, – нехотя процедил Виру. Тусклые глазки уставились на прелестную горянку, оценивающе пробежали по стройной фигуре. Девушка так и ждала, что перекупщик вот вот назовет ей цену, исходя из стоимости квадратного сантиметра ее тела. – А ты все расцветаешь, – вынужден был признать он.
– У нас здесь хорошая земля, господин, много солнца, и все цветет.
– Ну, ну, – буркнул Виру и двинулся дальше, повиливая полными бедрами.
Ганга не удержалась, прыснула, закрываясь углом платка. К счастью, жених ее не слышал.
Вскоре Виру уехал, и жизнь Ганга потекла, как и прежде, беззаботно, словно вода в реке. Она была рада, что жениха больше нет в деревне. Конечно, на нее заглядывались многие парни, но отъехавший Виру спасал девушку от других брачных предложений. Все знали о ее помолвке.
А самой Ганге совершенно не нужно было внимание деревенских кавалеров. Она никогда не испытывала сердечных волнений. Ей было хорошо в ее горах, наедине с бурной рекой. Ганга была частью первозданной природы. Холодный, девственный снег ее души еще не растопили жаркие лучи. Но рассвет уже близился. И когда девушка увидела Нарендера, заглянула в его глаза, она наконец узнала, что такое любовь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Рассвет в горах наступает рано. После ночной прохлады повсюду клубится туман, и низкие ватные облака, укутавшие горы, сливаются с ним. Но вот тонкий розовый румянец солнца пробивается сквозь неосязаемое покрывало, наброшенное бледной ночью, окрашивая облака в опалово лиловые тона. Румянец становится все ярче, наливаясь густым алым цветом, и вспыхивает пронзительными лучами, которые кажутся осязаемыми, и так хочется подставить ладонь, чтобы почувствовать их живительную силу.
Солнце еще не встало, а Ганга уже вышла из дома и побежала вдоль реки, размахивая узелком с простыней, к своему любимому водопаду. Она была, как всегда, весела, никто бы не сказал, что девушка провела бессонную ночь – свежесть ее лица соперничала с росой, выпавшей на густой траве, а глаза сияли блеском молодости, чистотой, как воды горной реки, вдоль которой пролегала тропинка.
Ганга не могла удержать в себе переполняющее ее счастье. Она запела, перепрыгивая с камня на камень и изгибая свой стройный стан в танце.
Я зову тебя, любимый,
Приходи в мои объятья.
Слиты в имени едином
Я и та священная вода,
За которой ты приехал.
Ее звонкий голос далеко разносился в горах, будоража древние скалы гулким эхом.
Продрогший за ночь Нарендер почти не сомкнул глаз, лишь временами впадая в забытье – и в это время перед ним всплывало смеющееся лицо, сияющие прозрачные глаза, налитые голубой чистой водой, он слышал звонкий голос девушки… И вдруг Нарендер вздрогнул, вскочил, чуть не повалив палатку, – он услышал песню Ганга!
Так возьми же эту воду,
И мою любовь возьми –
Я ее удержать не могу,
Как воды священной реки…
Юноша выскочил из палатки, позабыв про теплое одеяло, и бросился на звуки чудесного голоса. |