|
Я могу помочь, средства есть, но люди мне не доверяют. Не найду к ним подхода. Что, если сделаем так: вы мне соберите народ для беседы, а я вам дам по солю за каждого?» Что же, дареному коню в зубы не смотрят! Собрал я вечером человек тридцать, по солю за голову! Он в грязь лицом не ударил. Хорошо разъяснил. Говорит; все болезни от зверюшек таких, микробов. Мы уж было поверили, а он и скажи: «Сейчас вы их увидите!» И вынимает он карточку, на ней страшный зверь о тысяче ног и с рогами. «Вот, – говорит, – кто портит ваши поля!» Ну, народ чуть не помер со смеху, и разошлись кто куда. И я ушел. На другой день он спрашивает: «В чем дело? Почему они ушли?» – «А потому, что таких зверюг не бывает. Были бы они, мы бы их видели, верно?»
И Скотокрад заключил свой рассказ: – Такие они люди, Фермин: видят, чего мы не видим. А что видим мы, не видят они. Вот и с тобой то же самое! – А можно меня вылечить? – печально спросил Гарабомбо. – Собаки воют на привидения. Они их видят. Ты не мазался собачьим гноем? – спросил Конокрад. – Нет еще… – Помажься. Подсолнух насмешливо заржал. – Чего ржешь? – Ая вижу невидимку! – отвечал Подсолнух. – Ты не человек, ты зверь! – Что он говорит? – спросил Скотокрад, не понимавший по-лошадиному, но догадавшийся, что идет какой-то спор. – Ну что за лошадь, все ей нужно! – пожаловался Конокрад» – Ой, и болтает! Посадят меня по ее милости. – Что же ты ее берешь? – С ней худо, без нее хуже! – Скоро снег, – сказал Скотокрад. – Трудная эта дорога. – Да, снега тут много бывает, – сообщил Гарабомбо. – Ты сам где живешь? Гарабомбо показал на одетую туманом вершину. – В ущелье Хупайканан. Конокрад со Скотокрадом удивились. – Кто ж там живет? Очень высоко. – Снег идет и идет. Сыро в пещере. Целую ночь таскаешь шкуру с места на место, все посуше ищешь, а то не заснуть. – Я в этой пещере прятался, – сказал Конокрад. – Летучие мыши там хуже холода. – Пометом можно выкурить, – сказал Гарабомбо. – Сырость хуже всего. – С каких пор ты там? – Полгода, вместе с женой. Как выгнали нас из поместья. – Да, несладко тебе. Что ж не спустишься вниз? – Нельзя мне. Запретили вступать на земли Чинче. Духу моего не выносят. «На поминки свои захочешь, тогда приходи». Это мне Сиксто Мансанедо сказал. Конокрад вынул из сумы две бутылки водки, две банки сардин и коробок спичек. – Бери, друг! Глаза у Гарабомбо заблестели. – А соли не будет? – Есть и соль. – Дашь мне щепоточку? – Бери, – сказал Конокрад, протягивая ему целую пачку. – Град пойдет, – сказал Скотокрад. – Перевал нелегкий. Пора нам в путь! Эту бутылку тоже оставь себе. Конокрад что-то крикнул, и лошади медленно двинулись к Ойону. Повалил град с куриное яйцо и скрыл путников.
Глава пятая О том, как испугался Гарабомбо, когда к нему снова вернулась его ужасная болезнь
– Один я, – сказал старик Ловатон. – Народ очень напуган. После того как в Ранкасе всех перебили, никто и слышать не хочет ни о каких требованиях. Гарабомбо глядел на бляшки жира. |
