Выдав столь сложное построение на чистом гномьем, Бронкс с удовлетворением обозрел вопиющую степень удивления на лице соплеменницы.

— Да ты… Да пошёл ты!.. — взвилась в воздухе та и через мгновение громко хлопнула дверями.

— Да-да, я люблю другую женщину! — заорал в окно ювелир вслед ей, для чего ему пришлось высунуться по пояс.

Видимо, травмы души Бронкса были сейчас так велики, что он недостойно вымещал их на подвернувшейся под руку гноме.

— А ведь и вправду достала, — сказал он сам себе, слезая с окна. — Хорошо, орал хоть по-нашему: никто кроме неё не понял… М-да, жаль девицу. Но — на всех страждущих не женишься…

Отчего-то перед глазами вновь встал образ Нургуль и по сердцу язвой резанула мысль об утрате её амулета.

— Да как же она мне теперь позвонит?! — с запозданием дошло до гнома.

Глава 13

На одной из центральных городских улиц все, проходившие сегодня днём мимо лавки золотых дел мастера из народа гномов, имели возможность поначалу удивиться, когда в ту лавку ни с того ни с сего завалилась стража, ещё и вместе с фискалами.

Через какое-то время представители закона, впрочем, ушли — видимо, решив там все свои дела. Почти незамеченным остался и визит Специального Приказа, но те вообще к работе своей лишнего внимания старались не привлекать.

Ещё через некоторое время субтильная и худая гнома (миловидная достаточно девчушка, трудившаяся в Банке рядом) устроила в той самой лавке такую бучу, которая не всегда иной правоверной жене удаётся, заставшей мужа на горячем с более молодой соседкой (или с собственной младшей сестрой, что случалось даже чаще).

Спустя несколько минут, покрасневшая и трясущаяся от гнева гномья девица по имени Арман молнией вылетела из обиталища соплеменника-ювелира, оглушительно хлопнув при этом тяжеленной железной дверью.

Дверь, правда, была не железной, а стальной; но знать об этом соседи не могли.

Сама лавка, кстати, хоть открыта была и недавно, но в витрине своей сверкала серебряной скульптурной полностью голой фемины. Ради лицезрения коей немало орков побогаче, гуляя с жёнами и спутницами, специально делали через ту улицу крюк: оговорившись интересом к иноземной концепции скульптуры, проходя мимо, можно было вполне законно потаращиться на приятную голую бабу усреднённого орко-эльфийского народа, изготовленную в половину своего предполагаемого настоящего роста.

Кстати такой вот «случайный» моцион сразу определял: сладится у тебя с твоей спутницей сегодня что-либо в интересном смысле или нет?

Если орчанка, бросив взгляд на витрину, начинала истово осенять себя знамениями и бормотать на все лады «УЯТ! МАЛ!», стало быть, была она из семейства богобоязненного и ничего особенного до женитьбы её спутнику не светило. В строгом соответствии с одной древней поговоркой, гласившей: «Вначале женитьба, остальное — потом».

Если же фемина глядела на ту статую оценивающе, да ещё пускалась во встречные дискуссии с сопровождающим мужчиной о художественном стиле иноземцев и художественной изощрённости мастера («Глянь, какая проработка деталей!»), нужно было не теряться и изобретать лихорадочно правильные подходы к запретным плодам сегодня после заката.

Немало таких орков с орчанками, кстати, заходили и внутрь лавки: чтобы что-то такое прикупить подруге, дабы произвести ещё большее впечатление поверх сверкнувшей ненароком собственной художественной изысканности.

Сам же мастер гном последующие два часа удивлял их тем, что, будучи абсолютно трезв, уселся средь бела дня на лавочку возле стены, снаружи. Далее, раскачиваясь вперед-назад, он все пару часов бормотал одну-единственную фразу, расфокусировано глядя сквозь основавших мимо прохожих.