— Я приглашу всех за стол, — отрапортовала тётя Петуния.

— А ты, Дудли, скажешь…

— Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мейсон? — заученно подал реплику Дудли, предлагая свёрнутую жирным кренделем руку невидимой даме.

— Ах ты мой маленький джентльмен! — едва не прослезилась тётя Петуния.

— А ты? — Дядя грозно прищурился на Гарри.

— Я буду у себя в комнате сидеть тихо и делать вид, что меня нет, — скучно пробубнил Гарри.

— Вот именно. Теперь подумаем, как вставить за ужином пару непринуждённых комплиментов. Петуния, есть идеи?

— Вернон говорил, вы великолепно играете в гольф, мистер Мейсон… Расскажите же, где вы купили это потрясающее платье, миссис Мейсон…

— Чудесно… Дудли?

— Может… Нам в школе задали написать сочинение на тему «Мой герой». Мистер Мейсон, я написал о вас!

И для Гарри, и для тёти Петунии это оказалось чересчур. Тётя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать сына, а Гарри нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он давится со смеху.

— А ты, парень?

Вынырнув, Гарри с большим трудом состроил серьёзную мину.

— Я буду у себя в комнате сидеть тихо и делать вид, что меня нет, — отбарабанил он.

— И ещё как будешь, — с нажимом промолвил дядя Вернон. — Мейсоны ничего про тебя не знают, и так оно и останется. Петуния, после ужина ты проводишь их назад в гостиную и предложишь кофе, а я переведу разговор на свёрла. Если повезёт, мы подпишем контракт ещё до вечерних новостей. Завтра в это же время уже будем подыскивать летний дом на Майорке.

Гарри их восторга не разделял. Что на Майорке, что на Бирючинной улице — он в этой семейке лишний.

— Так… Я поехал в город за смокингами. А ты, — окрысился он на Гарри, — не лезь куда не просят и не мешай тёте приводить дом в порядок.

Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Мальчик прошёлся по аккуратно подстриженному газону, плюхнулся на садовую скамейку и тихонько запел:

— С днём рожденья меня… с днём рожденья меня…

Ни открыток, ни подарков, да ещё весь вечер делать вид, будто его нет в природе. Он горестно уставился на живую изгородь. Больше всего, больше даже, чем по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям Рону Уизли и Гермионе Грейнджер. А вот они, видимо, не скучали по нему совершенно. За всё лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал пригласить Гарри погостить.

Уже миллион раз Гарри хотел призвать на помощь колдовство, отпереть клетку и послать Хедвигу к Рону и Гермионе, но всякий раз останавливался. Не стоило рисковать: несовершеннолетним запрещалось колдовать вне школы. Дурслеям Гарри об этом не сказал: если б не их страх превратиться в навозных жуков, его бы и самого заперли под лестницей вместе с метлой и волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри с удовольствием бормотал вполголоса всякую ерунду и смотрел, как Дудли в панике выкатывается из комнаты, топоча жирными ножищами. Но теперь… От Рона и Гермионы ни словечка, колдовской мир бесконечно далёк, издёвки над Дудли потеряли свою прелесть — а сегодня друзья даже не поздравили его с днём рождения.

Чего бы он только не отдал за письмо из «Хогварца»... от кого угодно. Он, наверное не отказался бы увидеть и своего заклятого врага Драко Малфоя — лишь бы убедиться, что год в школе не был сном…

И не то чтобы весь год выдался исключительно радужным. В конце последнего семестра Гарри лицом к лицу столкнулся не с кем иным, как с самим Лордом Вольдемортом. Тот, жалкое подобие себя прежнего, всё же был очень страшен, и хитёр, и жаждал вернуться к власти.