Обещаю, сотрудники, допустившие такую халатность, понесут строгое наказание.
Я сдержанно киваю:
— Это было бы справедливо, — но тут же добавляю, с заметным нажимом, — Гепара уезжает со мной. Она больше не будет участвовать в ваших экспериментах.
Владислав кивает, его глаза изучают моё лицо.
— Конечно, Данила Степанович. Но надеюсь, мы сможем обсудить в дальнейшем её участие в наших совместных исследованиях. Её навыки ценны, и мы могли бы найти взаимовыгодное решение с учетом нашего исправления.
— Зависит от того, что вы предложите, — отрезаю я. — Но на текущих условиях сотрудничество по Гепаре прекращается.
Слышу его голос за спиной:
— Данила, правда, извини.
— Владислав Владимирович, Астрал извинит, — отзываюсь, не оборачиваясь, и делаю последний шаг к выходу.
Прохожу мимо секретарши. Подобревшая мигера неожиданно расплывается в ласковой улыбке, словно стремится оставить о себе хорошее впечатление:
— До свидания, Данила Степанович.
— До скорого, — коротко бросаю я, не замедляя шага.
Как только выхожу на улицу, холодный ветер ударяет в лицо, но внутренний жар не утихает. Всё внутри продолжает кипеть. Охранка, будь она неладна, умудрилась вывести меня из себя.
Достаю телефон, резко набираю гвардию, почти вдавливая экран пальцем. Говорю ледяным, обрывающим тишину голосом:
— Заберите из Лубянки Гепару сейчас….нет, лучше завтра утром. Сейчас она спит, обессиленная.
— Обессиленная? Госпоже Гепаре не требуется помощь Целителя? — сразу уточняет гвардеец.
— Сейчас ей требуется только сон. Я обо всем позаботился. Утром заберите девушку домой.
— Приказ ясен, шеф.
Сбрасываю вызов и на мгновение замираю, размышляя, как выпустить накопившуюся ярость. Где бы её сбросить? Конечно, Гришка, ушлый казах, сразу бы потащил меня в бордель — его излюбленное решение всех проблем. Удивительно, что впервые по зажигалкам он начал ходить благодаря мне, помню, он даже на одной гулене хотел жениться, но опытный товарищ в лице меня образумил горячего паренька.
Гришка теперь знает толк в развлечениях. Но смешно шляться по борделям, когда дома ждут мои красавицы-жены. А к ним в таком состоянии я точно не могу явиться. Не с такой злостью, что сейчас бурлит внутри.
И тут в голову приходит простая, но верная идея.
Направляюсь к лимузину быстрым шагом. Подхожу к машине и рывком распахиваю дверь:
— Никитос, в Чертаново, — бросаю резко, садясь в салон и с грохотом захлопывая дверь. — На Барную.
Водитель слегка вздрагивает от моего тона, но быстро приходит в себя, молча кивает и заводит двигатель. Машина трогается с места, оставляя позади резкий запах выхлопных газов и напряжение.
По дороге достаю из кармана дворянский перстень с гербом рода. Ненадолго задерживаю его в ладони, словно прикидывая вес ответственности, который он символизирует. Затем плавно убираю его в потайное отделение пиджака. Поднимаю правый рукав чуть выше, небрежно демонстрируя дорогие часы на запястье — словно ненароком. Нужно слиться с толпой, не выделяясь как аристократ.
Никита следит за моими движениями в зеркале заднего вида и, слегка нахмурившись, осторожно спрашивает:
— Шеф, всё в порядке?
— Да, Никитос, — киваю. — Лучше некуда.
Машина продолжает свой путь. Пейзаж за окном постепенно меняется: улицы сужаются, здания теряют высоту и лоск, становясь облезлыми и серыми, как старые многоэтажки, потерявшие былое величие. На углах проступают граффити, на тротуарах бродят редкие прохожие в тёмных куртках, бросающие долгие, изучающие взгляды на незнакомый лимузин.
— Прибыли, — объявляет Никита, аккуратно останавливаясь у обочины.
— Отлично. |