— Вотъ, вотъ… И здѣсь предлагаютъ видъ Колизея… — сказала Глафира Семеновна, взявъ одинъ изъ альбомовъ.

— Una lira!.. — кричалъ одинъ изъ оборванцевъ, суя альбомчикъ и Конурину, и уступая книжку за франкъ.

— Mezza lira! — прибавилъ другой, уступая книженкууже за полъ-франка.

— Брысь! Чего вы пристали! — отбивался отъ нихъ Конуринъ.

Съ Николаю Ивановичу подбѣжала оборванная дѣвочка-цвѣточница, подпрыгнула, сунула ему въ наружный боковой карманъ жакетки букетикъ фіалокъ и стала просить денегъ.

— Ну, народъ итальянцы! Да это хуже жидовъ по назойливости! — разводилъ тотъ руками.

Только что Глафира Семеновна купила себѣ маленькій альбомчикъ за полъ-лиры, какъ тотъ-же продавецъ сталъ ей навязывать большой альбомъ за двѣ лиры. Приковылялъ какой-то старикъ съ длинными волосами, въ соломенной шляпѣ и на костылѣ и совалъ четки изъ черныхъ бусъ. Цвѣточница и ей успѣла засунуть букетикъ фіалокъ и выпрашивала монетку. Ивановы и Конуринъ были буквально осаждены со всѣхъ сторонъ.

— Коше! Коше! замахала руками Глафира Семеновна, подзывая съ себѣ одного изъ стоявшихъ въ отдаленіи извощиковъ.

Нѣсколько извощиковъ взмахнули бичами и подкатили къ нимъ свои коляски, направляя лошадей прямо на продавцовъ. Началась перебранка. Продавцы показывали извощикамъ кулаки, извощики щелкали бичами.

— Садитесь, господа, скорѣй въ коляску. Садитесь! А то насъ порвутъ! кричала мужу и Конурину Глафира Семеновна.

Всѣ вскочили въ коляску.

— Алле, алле, коше! приказывала Глафира Семеновна, впопыхахъ.

Коляска тронулась, но оборванцы побѣжали за коляской, суя сѣдокамъ свои товары, и только пробѣжавъ шаговъ съ полсотни отстали отъ нея, произнося въ слѣдъ угрозы извощику. Извощикъ обернулся и спрашивалъ что-то у сѣдоковъ.

— Разбери, что онъ говоритъ! пожимала плечами Глафира Семеновна. — Ву парле франсе? спросила она его.

— Si, madame, утвердительно кивнулъ онъ ей головой и опять заговоршгъ на непонятномъ ей языкѣ.

— Да должно-быть онъ спрашиваетъ, куда надо ѣхать, замѣтилъ Никонай Ивановичъ.

— Ахъ, да… И въ самомъ дѣлѣ… Вѣдь я не сказала ему, куда ѣхать. Мы поѣдемъ осматривать развалины… Рюинъ, коше… Вуаръ рюинъ… отдавала она приказъ. — Колизеумъ. Вуаръ Колизеумъ…

— Ah, Coliseum! Si, madame…

— Папу римскую вези показывать, мусью извощикъ! кричалъ въ свою очередь Конуринъ.

— Иванъ Кондратьичъ… Бросьте. Не сбивайте его… останавливала Конурина Глафира Семеновна. — Сначала развалины посмотримъ.

— Ну, въ развалины, такъ въ развалины, мнѣ все равно. Только не въ рулетку! Колизеумъ — это древній театръ, циркъ… А буфетецъ тамъ есть, чтобъ самаго лучшаго римскаго ромцу выпить было можно?

— Ахъ, Боже мой, да почемъ-же я знаю! Вѣдь и я также, какъ и вы, въ первый разъ въ Римѣ.

Начали попадаться по дорогѣ развалины. Извощикъ оборачивался съ сѣдокамъ, указывалъ на древности бичомъ и говорилъ безъ умолку.

— Глаша! что онъ говоритъ? спрашивалъ жену Николай Ивановичъ.

— Рѣшительно ничего не понимаю! пожимала та плечами. — Сказалъ, что говоритъ по французски, когда я его давеча спрашивала, а теперь бормочетъ по итальянски.

— Да и не надо понимать.