Ваш Норман Болтис».

Майкл стоял и рассматривал письмо. Наступил момент, которого он так боялся. Момент, когда нужно было поговорить с сэром Норманом как со своим отцом.

Когда он прочитал письмо, которое Туги дала ему перед смертью, он едва поверил в то, что там было написано.

Он читал и перечитывал его снова и снова, пока не убедился, что это не ошибка.

Она писала открыто и честно, как он и ожидал от нее.

«Я не видела причин рассказывать тебе об этом раньше. Когда ты был маленьким, я собиралась рассказать тебе всю правду о твоих родителях, когда тебе исполнится двадцать один год. Но началась война, и свой двадцать первый день рождения ты отметил на Востоке. Вполне могло случиться так, что ты умрешь, так и не узнав, кто твой отец.

Мне казалось, что это не важно. Мы так хорошо обходились без него, и не было сомнений в том, что он сделал твою мать несчастной. Потом, к моему удивлению, когда ты вернулся домой, тебя как магнитом потянуло в Мелчестер.

Жизнь — странная штука, Майкл. И то, что мы называем совпадением, по моему мнению, является перстом судьбы. Ты принадлежишь Мелчестеру, и Мелчестер хочет тебя. Это была судьба, — то, что единственным человеком, который мог тебе помешать, стал твой родной отец.

Я знаю, что пришло время, когда я должна заговорить. Я ездила к нему. Трудно выразить словами, что случилось во время нашего разговора. Я могу только сказать, что очень сожалею, что так долго хранила эту тайну. Если есть человек, которого судьба жестоко наказала, то это твой отец. Он хотел иметь сына больше всего в жизни. И хотя сын у него был, он никогда не знал об этом. Это он решил, что тебе не следует рассказывать об этом немедленно, что нужно подождать до моей смерти, и я бы хотела, чтобы ты оценил эту деликатность и понимание.

Кто знает, когда я умру? — возможно, быстро, возможно, пройдет еще много лет, но я хочу подчеркнуть: Норман вел себя в этой ситуации как настоящий джентльмен».

Сэр Норман не мог и предположить, что Туги умрет так скоро. Но он оставил Туги приемного сына до самой ее смерти.

Ему, должно быть, нелегко было принять такое решение.

Но для Майкла это было очень неприятно, и он хотел во что бы то ни стало избежать встречи с ним и уехать в Лондон как можно позже, оттянув ужасный момент.

Затем, когда он уже решился убежать, почувствовал, будто Туги смеется над ним. Она бы назвала его трусишкой! Да и чего тут бояться? Смешно Майклу Филдингу бояться хилого старика, чья жизнь уже на исходе?

Он положил письмо в карман, а остальные бросил на столик в холле.

«Хорошо, — сказал он Туги, жившей теперь в его сердце, — я поеду, но ты должна помочь мне в этом. Я смущаюсь, как школьник».

Когда он диктовал письма Мэри, он заметил произошедшую с ней перемену. Она казалась более живой и стала красивее, чем была в последнее время. Он уже привык к несчастному выражению ее лица, опущенным вниз уголкам рта, взгляду побитой собаки, вымаливающей прощение у грозного хозяина.

Сегодня утром она улыбалась и даже хихикнула, когда какая-то фраза в письме ей особенно понравилась. Майкл опасался делать ей какие-то замечания, чтобы не повторились снова те сцены, которых он так боялся. Но когда письмо было напечатано, Майкл сказал:

— Ты сегодня, кажется, в хорошем настроении, Мэри?

— Да. Вероятно, воздух Мелчестера идет мне на пользу.

Она улыбнулась, и почему-то ему показалось, что она не желает больше обсуждать с ним свое настроение. Вместо этого она раскрыла расписание его встреч.

— Вы сегодня обедаете в Сити, — сказала она. В пять часов у вас встреча с губернаторами.