| 
                                     Он всегда любил слушать её истории.
 – Продолжай. 
– В любом случае... ты многое почерпнёшь из этого мифа, поскольку и  Аполлон считал, что Эрос заслуживает меньшего уважения, чем он сам, и сказал ему об этом. 
Эбен засунул руки в карманы и принялся раскачиваться с пяток на носки. 
– Я полагаю, что наш юный друг не впечатлился. 
– По правде говоря, нет. Он тут же натянул тетиву лука и выстрелил одной из своих золотых стрел, угодив Аполлону прямо в сердце, и бог без памяти влюбился в нимфу. В юную, и до боли красивую, Дафну. 
Эбен без труда мог представить себе этот момент. 
– Повезло Аполлону. 
– Вы забываете, что это греческий миф, ваша светлость, – поддразнила она. – В них никому не везёт. 
– Только не говори, что малыш выстрелил ещё раз. 
Она рассмеялась, и он сжал кулаки, чтобы не схватить её в объятия и не зацеловать, пробуя этот звук на вкус. 
– Без преувеличения, – ответила она. – Пока Аполлон стоял, затаив дыхание, сбитый с ног красотой Дафны и своей почти нестерпимой любовью, Эрос взялся за вторую стрелу, на этот раз свинцовую. 
Чувствуя себя неловко, Эбен обнаружил, что не может дышать, заворожённый красотой девушки, стоявшей перед ним, и её историей. 
– Свинцовая стрела угодила в цель, и Дафна воспылала страстной ненавистью к Апполону. 
Эбен негромко выругался, но Джек услышала его и кивнула. 
– Именно. С тех пор, Аполлон преследовал женщину, которую любил, Дафна бежала от мужчины, которого ненавидела. А Эрос злорадствовал, ибо он доказал свою силу. – Она умолкла, а потом добавила: – Говорят, что если ты встанешь в арке на Наксосе, тебя ждёт та же участь, что Аполлона и Дафну. Ты рискуешь оказаться поражённым одной из стрел Эроса. 
– Золотой или свинцовой? 
Она покачала головой. 
– Этого предсказать невозможно. Ты должен рискнуть. Сдаться на милость любви или ненависти. Двум самым ярким чувствам рода человеческого. 
– А ты? Сдалась на милость чувств? 
Она повернулась и взглянула на него своими ясными и прекрасными глазами. 
– Да. 
– И? Стрела оказалась золотой или свинцовой? 
Она снова протянула руку, чтобы коснуться падающих снежинок. Потом тихо проговорила: 
– Я надеялась на свинцовую. 
Это признание поразило Эбена, словно стрела, про которую она говорила. 
– Надежды сбылись? 
Она покачала головой. Его дыхание стало отрывистым. Теперь они уже вернулись в Англию. В Лондон. И говорили об Эбене. 
– И о чём же ты думала внутри той арки? 
Она продолжала сосредоточенно разглядывать крупные снежинки, которые падали ей в руку и тут же таяли. Становясь частью её. Господи. Он завидовал снегу, Греции, кошкам и древней арке, которая стала свидетельницей того, как ветер неистово трепал волосы и юбки Джек. 
– Я думала о том же, о чём и всегда, куда бы мы ни отправились. – Она сделала паузу, а потом тихо добавила: – Каждый раз, когда мы видели что то красивое. Или волшебное. Или первозданное. Или несовершенное. 
Он подошёл к ней поближе, Джек подняла на него свой ясный и искренний взор. Он коснулся пальцами её порозовевшей от холода щеки. 
– О чём же? 
Она прикрыла глаза, и на её ресницы упала снежинка. Его загипнотизировала эта маленькая белая крупинка, чей вес, казалось, не давал Джек открыть глаза. 
– Я думала о тебе. Я думала о тебе и вернулась домой, – прошептала она. 
Эбен поцеловал её мягкие полные губы, упавшую на них снежинку и сорвавшиеся слова, задержавшись ровно настолько, чтобы ощутить вкус прохладной влаги, опалив её горячим дыханием. Когда он оторвался от её рта и открыл глаза, то обнаружил, что она снова смотрит на него полными слёз глазами.                                                                      |