Автолик в конце концов согласился - и это было хорошо. Не только искусству борьбы научит он подрастающих близнецов - но и наверняка передаст им немалую долю своей знаменитой хитрости, которую Автолик унаследовал от отца своего, Гермеса-Психопомпа, то есть Проводника душ.

    А борьба без хитрости - как копье без наконечника.

    Кастор Диоскур тоже согласился учить братьев бою в полном вооружении - и это опять же хорошо. Биться с Кастором, хоть на копьях, хоть на мечах, Амфитрион без крайней нужды не стал бы. Силен лаконец Кастор, брат неукротимого Полидевка, силен и беспощаден. Одна беда - горд непомерно. Возомнил себя лучшим колесничим Пелопонесса - да только ли Пелопонесса? Ладно, пускай тешит самолюбие…

    Амфитрион помимо воли самодовольно усмехнулся, огладив бороду.

    Нет уж, колесничному делу он и сам сыновей обучит. Кастор, правда, может обидеться… Ну и Тартар с ним! Лишь бы приехал в Фивы, как обещал, а там уговорим, удержим. Глядишь, и брат его, Полидевк, кулачный боец, объявится - не вытерпит, сперва переучивать возьмется, после показывать новое, ну и (чем Мойры не шутят?!) застрянет в палестре на год-два…

    Разные учителя понадобятся. И не только - воины. Кстати, прямо перед отъездом Амфитриона явился в Фивы Лин, брат божественного Орфея. Вроде как поселиться решил… Хвала Аполлону Мусагету, [22] ежели так - лучшего наставника-кифареда и не сыскать!

    Молоды будущие учителя, молоды да горячи. Лину - тридцать один, самый зрелый, Автолику - почти тридцать, Кастору - тому вовсе двадцать пять сровнялось. Можно было и постарше сыскать - можно, да нельзя. Нашел Амфитрион именно тех, кого хотел найти. Упрям и зол Кастор, хитер и вынослив Автолик, Лин все Орфею его таланта простить не может, - сурово учить будут, многого потребуют от детей, не пожалеют по малолетству, послабленья не дадут.

    Вот тогда, Олимпиец, поглядим - кто рассмеется последним! Все знают, что Алкид - твой сын; и лишь мы с тобой, грозный Дий, Зевс-Отец, Бронтей-громовник, знаем правду. Знаем; и оба будем молчать. Я - потому что дороги мне жизни детей и жены (да и своя небезразлична). Ты - потому что дороги тебе твоя честь и мужское достоинство. Да, я промолчу, Олимпиец, я проглочу все слова, которые хотел бы бросить тебе в лицо; Эльпистик уже заплатил за мой длинный язык крюком в собственном затылке - хватит! Я промолчу. Я не буду улыбаться исподтишка в твоих храмах.

    Но мы-то с тобой будем знать правду, Олимпиец, ночной вор!

    К Данае ты явился золотым дождем, к Европе - быком, к Алкмене же ты пришел мною - значит, мой облик тебе пришелся впору! По плечу, по росту, по мерке… тесно не было, Громовержец?

    И ты будешь вздрагивать, видя, что земной человек, смертный, сын смертного, делает то, что должен был совершать полубог, сын великого Зевса!

    Да он и будет полубогом для всех, кроме нас с тобой…

    Все свершится, все произойдет так, как ты хотел… только ты, Олимпиец, тут будешь ни при чем!

    Ведь так? Ну ответь, ударь молнией, громыхни с ясного неба!

    Тебе нужен герой, равный богам?

    Ты его получишь.

    И это будет единственная месть, которую я, Амфитрион Персеид, могу себе позволить.

    9

    Из-за очередного поворота дороги показались несколько глинобитных хижин с тростниковыми крышами - деревня. Ничего особенного в ней не было, во время походов Амфитрион повидал великое множество таких поселений - и с ликованием встречавших победителя, и угрюмо молчавших; и черных, сгоревших, с трупами на порогах бывших домов.

    И вот таких, мирных, деловитых, похожих друг на друга, как близнецы, в своих ежедневных заботах.