Вровень с ними по хорошей старинной дороге движется булгарское войско.

    А по другому берегу идет русская конница.

    Нещадно палит солнце. Даже привычным ратникам дьявольски жарко: в доспехах, в войлочных кожаных подкольчужниках и подшлемниках, тем, кто плывет по Дунаю, - легче. Вокруг вода, можно зачерпнуть шеломом, выплеснуть на голову. Тем, кто по ту сторону, - тоже легче. Они могут даже и брони снять. Между ними и противником - Дунай.

    Тяжело Пчёлке. Но кое-кому из его десятка, тем, кто не послушал старших и выхлебал воду из фляги еще до полудня, - еще тяжелее. В горле сухо, едкий пот струится по лицу...

    «Не по уму так, - думает Пчёлко. - Измучатся вои. Ослабеют».

    Но не Пчёлко решает - решает кесарь. И Сурсувул. И старшие боляре.

    «Скорей бы решилось...» - думает Пчёлко.

    Уж третий день так...

    Сотник Велим черпнул кожаным ведром из Дуная, выплеснул на голову, фыркнул с удовольствием, передал ведро следующему и уселся на палубу рядом с гребцом. Можно бы и не грести - ветер попутный, парус - пузырем; но кораблям нужно держать ход, заданный головным, на мачте которого плещется знамено с пардусом. Впрочем, «Морской конь», драккар воеводы Серегея, - корабль ходкий. И гребут варяги Велима, особо не напрягаясь, в удовольствие, сменяя друг друга намного чаще, чем в обычном походе. А почему бы и не сменяться, если людей на драккаре - втрое против обычного. Так грести - не работа, а удовольствие.

    Рядом с сотником ворочает веслом хузарин Йонах бар Машег. Ничего так управляется, не хуже прочих, хотя у того же Велима мяса на костях - раза в два побольше, чем у шестнадцатилетнего Йонаха.

    Йонах Белиму нравится. Добрый гридень. Немножко нахальный, что неудивительно для сына итильского наместника Машега, зато стреляет Йонах лучше любого в Велимовой большой сотне. Что для природного «белого» хузарина тоже неудивительно.

    Велим посмотрел на нос. Там, обняв деревянную конскую голову, стоял его воевода, большой кисеский боярин Серегей. Голая загорелая спина воеводы - шире сходней, по которым коней на лодью заводят. Таких здоровяков, как Серегей, даже среди нурманов и свеев еще поискать надо. Но воевода - не нурман. Никто не ведает точно, кто он родом. Говорили: Серегей из кривичей. Еще говорили: дядька Рёрех знает, откуда пришел Серегей: он у воеводы пестуном был. Но дядька Рёрех об этом говорить не пожелал. Даже княжичу беловедскому Трувору сказал: «Не твоего ума дело». Так говорить с Трувором даже великий князь не стал бы. Но Рёреху можно всё. Так что не узнал Трувор, откуда родом воевода Серегей. Да и не важно это. Серегей - варяг. А откуда пришел, это и впрямь не важно. Вот полоцкий князь Роговолт тоже неизвестно откуда пришел. Говорят, из-за моря. Говорят, тоже один. А может, с дружиной. Только от дружины этой в живых иного не осталось. Роговолт - варяг. И Серегей варяг. Этого довольно.

    Словно угадав, что сотник думает о нем, воевода повернулся... и подмигнул Велиму. Кровь прилила к лицу сотника. Смутился Велим, будто красна девица. Хорошо, под загаром не видно, как порозовели щеки. Когда твой воевода - ведун, то, конечно, хорошо, но иной раз...

    - Батька, на княжьей лодье парус спускают! - крикнул кормчий.

    Гридни оживились. Духарев с удовольствием отметил, что грядущего боя никто не боится, хотя оценивал шансы на успех десанта как один к одному. И в этой оценке уверенность русов в победе играла очень серьезную роль. Чертовски важный фактор - боевой дух. Чтобы в войске никто и мысли не допускал о возможности поражения. Но с этим у русов - порядок. До сих пор воины, сражавшиеся под стягом Святослава, поражений не знали.