На ближней - первый помощник воеводы Сергея, природный варяг, большой сотник Стемид Барсук, двоюродный братец Стемида Большого, ставшего белозерским князем после смерти своего отца Ольбарда Красного. Барсук - человек надежный. В свое время именно в его сотне ходил духаревский сын Артём, который в этом походе Святослава не участвовал. Остался в Киеве. На то были особые причины, о которых знали только Сергей и его жена Сладислава. Даже сам Артём был в неведении, но отца послушался, остался.

    - Брони вздеть, - негромко, но четко произнес Духарев. И первым достал из-под скамьи тюк с доспехами.

    Гридни облачились, свежие сменили тех, кто был на веслах.

    - Реже веслами, реже! - гаркнул Духарев, заметив, что гребцы в азарте норовят вырваться вперед, опередить княжьи корабли. - Держать строй!

    Все корабли должны подойти к берегу одновременно и на сравнительно узком участке.

    Растянутая флотилия русов, перестроившись углом, словно журавлиный клин, быстро «уплотняясь» и разгоняясь, двигалась к булгарскому берегу. Впереди - лодья Святослава. Острие стрелы.

    Риск. Если у булгар окажутся наготове боевые машины, то плотный строй - лучшая мишень. Но булгарское войско - на марше, чтобы подготовить и развернуть баллисты и катапульты, требуется время...

    - Повеселимся, братья! - закричали с соседней лодьи, подтянувшейся уже на половину стрелища.

    Мальчишка Йонах, нахаленок, вспрыгнул на борт, заплясал, балансируя, испустил волчий «варяжский» вой.

    - Ну-ка на палубу! - гаркнул на него Духарев, но Машегович его не услыхал. Клич подхватили, и все звуки утонули в леденящем душу вое. Катафракты на булгарском берегу, поспешно перестраивающиеся из походного в боевой порядок, наверняка тоже его услышали. Надо полагать, им не очень понравилось.

    Духарев дотянулся, ухватил Йонаха за ремень, сдернул с борта на палубу, показал кулак.

    Хузарский вьюнош осклабился: доволен, нахаленок.

    * * *

    Затрубили перестроение к бою. Команду, голосом, повторил сотник, за ним, эхом, десятники, в том числе и Пчёлко. Его десяток перестроился вполне удовлетворительно. Никто не перепутал места, не уронил оружия, не огрел соседа копьем по шлему. Убедившись, что маневр закончился, Пчёлко двинул своих влево и вперед, занимая место согласно распорядку: во второй шеренге своей сотни, а сотня, в свою очередь, - в шеренге первой Сурсувуловой тысячи.

    Теперь Пчёлко видел не только мачты и стяги, но и сами русские корабли. Русы на веслах шли к берегу. Очень хорошо шли, быстро, красиво. Пчёлко даже залюбовался. Потом прикинул, сколько воинов может быть на этих кораблях, и еще раз восхитился. На этот раз - храбростью. Если, конечно, это не обманный маневр, призванный отвлечь булгар, пока где-нибудь в другом месте высаживается еще одно войско.

    Солнце пекло. Пот заливал глаза, мешая смотреть. Пчёлко стянул рукавицу, обтер лоб, прополоскал рот глотком разбавленного вина, оглядел своих - остался доволен. Несмотря на жару, его парни держались неплохо, в готовности; поднятые вверх копья стояли твердо, не дрожали.

    Корабли русов летели к берегу. А берег здесь был хорош: плоский, песчаный. Высаживаться удобно. Но атаковать конницей - еще удобнее. Пчёлко заранее знал, что сейчас случится. Русы сойдут на берег и попытаются занять оборону.