Я поглядел в окно: дождь, соленая вода, холодный воздух.

Никакого волшебства. Белфаст ничем не отличается от прочих мест. Несколько достопримечательностей. Некоторое количество воспоминаний. Авиастроительный завод. Аэропорт. Большой плакат с рекламой книги «Эволюция? Раскопки говорят: нет!». Справа – огромные краны верфей «Харленд энд Вулф», место, где был построен злополучный «Титаник» и его обреченные собратья, «Британик» и «Олимпик». Мой отец работал на верфях. Его отец работал там же, до того как уехал за море. Где же мой отец сейчас? Живет ли он по‑прежнему в этих краях? Моя любимая бабушка давно умерла, а именно она меня вырастила. Родители ничего не значили в моей жизни. Как отрезало. И город не вызывал у меня ностальгии. Я проносился мимо. Ни Перу, ни Америка не стали моим домом, но и здесь я себя дома не чувствовал.

И все же Бриджит правильно сделала, заставив меня приехать. Она правильно рассчитала: этот город, как ни крути, был мне родным, поэтому только я и сумею найти Шивон. Ее дуболомы никогда не смогли бы подобраться так близко к цели. Ни за что. Думать, что все можно купить за деньги, – так по‑американски! Но в Ольстере, или Афганистане, или других подобных местах деньги часто бессильны. Полицейские – тоже. Если у вас в Белфасте возникла серьезная проблема, вы не станете вызывать полицию.

Даже после стольких лет отсутствия я чувствовал, как живет Белфаст. Мог с закрытыми глазами пройти по улицам. Дело не в знании географии города, меня вело понимание сущности происходящего. В Нью‑Йорке, в Лиме – все было одинаково. Возможно, что и везде в мире. Одни и те же пятьсот человек элиты и пятьсот – отбросов. А все прочие – между этими двумя крайностями. Маленькие люди. Винтики. Я уже чувствовал их. След был отчетливым. Бриджит дала мне поручение, и я его выполнял. Теперь наступало время для счастливой развязки. А я – одновременно и бог, и его орудие разрушения.

Я возвращался в город.

Новые дороги, незнакомые мне.

Новые здания.

Наконец, следуя дорожным указателям, я выехал на трассу М‑5, которая вела вдоль Белфастского залива на северо‑восток. Машины по ней мчались со скоростью восемьдесят миль в час.

Трасса построена на искусственной насыпи. Чтобы дорогу не подмывало, выкопали несколько прудов‑отстойников. Было ли так во времена, когда я здесь жил? Не помню. Пруды кишмя кишели цаплями и куликами‑сороками, которые шумно взмахивали крыльями, переговаривались пронзительными голосами, устраиваясь на ночлег.

Птицы. Вода. Облака. Я.

Мимо проносился большой, насквозь промокший город. Белфаст отразился в зеркале заднего вида, быть может, в последний раз в моей жизни.

Я мог бы безостановочно мчаться на север – к паромной переправе в Ларне.

Мог бы. Но не буду. Бриджит, Моран, копы – все хотели, чтобы я прекратил поиски. Время поджимало, а похитители совершенно недвусмысленно изложили свои требования. Но Моран ошибался. Я никогда не проваливал дел, за которые брался, потому что действительно понимал суть происходящего, пусть не всегда четко, пусть иногда с ошибками. Может, поэтому Бриджит попросила у меня помощи. Она говорила: «Я хочу, чтобы никто не мешал, не лез с советами, я сделаю все, что прикажут похитители», а тайный смысл ее слов был: «Майкл, я люблю тебя, я верю тебе, ты можешь это сделать. Сделай это ради меня, Майкл. Найди мою дочь. Найди ее…»

Поймав себя на этой мысли, я рассмеялся, глядя на свое отражение в лобовом стекле:

– Экий ты фантазер какой!

С сантиментами и воспоминаниями покончено. Я сыт ими по горло. Как и обвинениями Бриджит, оскорблениями Морана и прочих бандитов.