Поправляю плащ на талии, ступаю в прохладную воду и...

Рывок!

Что-то хватает меня за ногу и резко дергает. Шлепаюсь спиной в прибрежную глину. Еще рывок, и меня утягивает под воду. Я захлебываюсь, успеваю услышать крики Лии...

Подловил, гаденыш!

Сильные руки сжимают мне шею, вдавливая в подводный грунт. Я открываю глаза и вижу через мутную воду полную ненависти рожу Курца. Он сидит на мне и топит! В глотке что-то защемляет! Твою мать! Какая силища! Он точно без артефактов?!

Пытаюсь столкнуть его, но собственные сила и вес сыграли со мной злую шутку — только глубже зарываюсь в грунт.

Пальцы! Я хватаюсь за один из пальцев Курца, выгибаю и... он с хрустом ломается. Но говнюк этого словно и не замечает, продолжает убивать меня.

Херово дело...

Очень херово...

Вот там... Костя... угорает...

Все мои сильные удары глушатся сопротивлением воды! Я барахтаюсь, как каракатица в тазе с грязью.

Краем глаза различаю ножки Лии. Она прыгнула в воду...

Чтоб меня, да женщины спасали?!

Ну давай, говнюк!

Бить бессмысленно! Хватаюсь за фартук Курца, тяну на себя. Рывок! Еще рывок!

Вот так, сучий ты сын!

Рожа с плешивой бородой погружается под воду вместе со мной. Курц пытается вырваться, но я только сильнее прижимаю его к себе! Вижу, как пузыри выходят чуть ли не из его ушей. Я успел задержать дыхание, а вот он захлебывается! Отлично!

Хочешь убить меня, придурок?! Нет уж! Сдохнем вместе!

Курц мечется как ужаленный, заглатывает воду. Перед моими глазами мельтешит его до усрачки перепуганная рожа.

Что?! Жить хочешь, тварина! Нет, брат, так не пойдет! Я заберу тебя с собой!

Сознание улетает, но я только сильнее прижимаю его к себе. Впритык, чуть ли не касаясь носами. Его выпученные глаза с ужасом смотрят на меня...

Я же... Только улыбаюсь. Самой своей мерзкой улыбкой, которую знаю. От этого остатки воздуха выходят у меня из легких...

Даа-а-а... Весело....

...

...

Курц отпускает меня.

А следом и я его.

Мы выныриваем одновременно.

Легкие горят, я чуть не прокусываю язык, втягивая спасительный воздух. Курц кашляет, как туберкулёзник в свой последний день, истерично загребает руками. Цепляется за траву и глину, выползает на берег.

Лия стоит по колено в воде, зажимает рот руками, плачет. Смотрит то на меня, то на него.

Курц плюхается на спину, я же подхожу к Лие, протягиваю руку:

— Не пе... переживай, — тяжело дышу. — Просто мужчины немного... повздорили. Бывает.

— Ты... Ты... нас обоих... — Курц стоит на четвереньках, его губы трясутся. — Ты... я...

Да, да, знаю. Я!

Выбираюсь на берег, помогаю Лие:

— Прикрой глазки, хорошо? Сейчас будет неприятно.

— Го... сподин Римус...вы...

Поднимаю руку, мило улыбаюсь:

— И ушки.

Отворачиваюсь от девочки, подхожу к блюющему водой Курцу, ногой переворачиваю его на спину, наступаю на грудь, вдавливая всем своим огромным весом. Он хватает меня за ногу, в его глазах лопаются капилляры.

— Слушай внимательно, Курц. В следующий раз, когда захочешь показать мужика мне или Лие, — склоняюсь над его посиневшей мордой, — вспомни эти слова: Римус Галлен милосердный лишь один раз. О да, мой бородатый друг, — протягиваю руку, щипаю его за волосатую щеку. — Ты правильно понимаешь. Свой первый раз ты уже израсходовал. В следующий раз, когда ты совершишь подобную ошибку, я вырву тебе руки, ноги, язык и, возможно, что-то еще. А потом излечу культи и отпущу. Ты будешь сидеть у кузницы, срать под себя и вертеть глазенками на тех, кто живет по-человечески.

Чувствую то самое ощущение. Холодное, скользкое, мерзкое.