Дай знак рукой Ионе и Торну. Клоуш матерится, прикрываю собой пищащую Лию. Трое из пятерых и так уже готовы, еще по одному забирают моя охрана. Торну достаточно легко тычка по дыхалке, а Иона устраивает целое представление. В один прыжок оказывается на плечах охреневшего мужика. Зажимает ему голову ляжками, заваливается на спину, под собственным весом они вдвоем падают на пол. Иона группируется, сжимает ноги на шее до тех пор, пока утырок не перестает дрыгаться.

Встает, оттряхивается:

— Готовы, говнюки. Всегда мечтала об этом.

Под недовольное бурчание Клоуша затаскиваем пятерых в подсобку. Кислый все еще держится за промежность, трое в отрубе, а Зыркало приходит в себя после того, как я выдергиваю из его ляжки стилет. Хорошая штука, он даже языком шевелить не мог.

Смотрю на Иону. Ухмыляется. Опасная она штучка. Очень любит бить по неприятным местам. Прямо тянет ее туда. Перевожу взгляд на Зыркало:

— Да что ж вы делаете-то, а? Мы ж по-людски к вам пришли. Дело предложить. Что ж вы… у-у-у-у, сука, как больно. Кто ж так по пузу пинает… Мне теперь неделю не посра…

— Молчать, — тихо требую я. — Я с вам тоже по-людски поступлю, шахтеры вы мои хорошие. Не отправлю на виселицу. Так, Торн, иди-ка постой с Клоушем и Лией, скажи им, что мы с Ионой этих братцев по-тихому через черных ход унесем. Ну и извинись за беспокойство. Еще раз.

Пару секунд Торн сканирует меня взглядом. Видимо, думает, что я собираюсь сделать.

Кивает, уходит.

Я закрываю дверь на кухню, заглядываю в каждое окно. Возвращаюсь к бандитам.

Иона скрещивает руки:

— Римус, ты же не думаешь то, о чем я думаю?

— Думаю, я думаю о том, о чем мы оба думаем.

— Эм… я запуталась.

— В общем, да, Иона. Я это и хочу сделать.

— А нахрена? Это же тебе влетит в «монеточку».

— Узнашь, — хитро улыбаюсь я.

Достаю из подсумка череп, вижу, как меняется в лице Зыркало. Разом излечивается от косоглазия — оба зрачка пялятся только на страшную штуку в моих руках.

— Это че, а? Не маши этой хреновиной, я ж обосрусь сейчас…

Зыркало отползает спиной, но я хватаю его за шкирку, приближаю к лицу череп:

— Видишь, этого красавца? Это мой дедушка, упаси его грешную душу Первозданный. Перед смертью он завещал мне отправить за ним в бездну мук и отчаяния шестьсот шестьдесят шесть шахтеров. Если я коснусь им тебя, то ты отправишь за ним. Он ждет… очень ждет таких, как ты. Мерзавцев, насильников и просто моральных уродов. Знаешь, для тебя ТАМ будет много работы. Очень много…

Зыркало хватает меня за запястье, но понимает, что мне по барабану на его трепыхание, заглядывает в глаза, трясется:

— Брат, не страши, а… Не бывает такого… Ты чего хочешь-то? Мы поняли всё. Нет работы, так нет. Уйдем, мешать не будем. Нахера нас убивать, а? Мы ж тебе ничего не сделали.

Мне, может и не сделал, да. Отвратительный гаденыш.

— Хочешь, чтобы я вас отпустил, да? А потом ночами думал, что же вы пятеро утырков устроите в своей жизни? Кого убьете, кого изнасилуете или ограбите. Знаешь, я так-то тоже хреновый человек и эгоист. Но мне нравится иногда считать себя хорошим. Ну, сам знаешь. Хорошее дело сделаешь и вроде как полегчало за все плохое. Так что вы будете моей индульгенцией. Да еще послужите благому делу.

По взгляд Зыркало вижу, что слово «индульгенция» слишком тяжелое для него. Хотя я понимаю, что аналогичное слово есть в местном языке. Понятно. Значит до грамот об отпущении грехов за деньги в Варгоне додумались, а до дистиллятора нет.