— Чего молчишь-то? А, ладно. Думаешь не бывает бездны, да? Ну, смотри.

Касаюсь черепом лежачего справа Кислого, и он с веселым «пу-у-ук» переносится в анклав. Прежде чем Зыркало соображает, что происходит и открывает рот, чтобы заорать, я касаюсь черепом и его.

«Пу-у-ук»

— Вот он обмочился-то, — одобрительно закивала Иона. — Дала бы золотой, чтобы глянуть, что сейчас в анклаве ему Костя втирает.

Протягиваю руку, улыбаюсь:

— Давай. Отправлю следом, посмотришь.

— Эм-м-м… Как-то… не хочу.

— Чего так? Боишься, что обратно не верну?

— Ну-у-у-у… ага.

Касаюсь черепом оставшихся троих. Так, итого еще один год и один месяц жизненных сил из запаса тролля. Если считать еще сто семнадцать гнилых бошек, то это уже два с половиной года. Терпимо. Тут я уже не свою жизнь трачу, а тролля. А нафига анклав, если им не пользоваться? Эти сто лет я сильно экономить не собираюсь. Зачем золото, если оно лежат в кармане и не работает. Так и тут. Только валюты другая.

Встаю, кидаю череп Ионе. Она ахает, но все же ловит его, смотрит на меня округлившимися глазами.

Хмыкаю:

— Что? Думала я и тебя отправлю? Как видишь, мог бы, но не сделал. Попридержи пока череп у себя, хорошо? Предупреди Торна и запрись в моей комнате. Чтобы не возникло проблем, когда я вернусь. Видишь, я тебе доверяю.

Протягиваю руку к Ионе, касаюсь черепа.

Свет…

…

Тьма…

Первым дело по ушам бьет визг Зыркало и Кислого.

Грозный голос Кости эхом отдается от стен:

— Я пожру ваши души, смертные ничтожества!!!

Да уж, тем трём повезло, что они в отключке. А вот Зыркалу и Кислому точно понадобится десяток психотерапий. Они вжимаются в пол, обнимают друг друга и орут, как умалишённые. Что поделать, вот такой я злодей.

Костя не унимается:

— А, явился внук мой! Наконец-то! Я так проголодался! Что отведаем сегодня? Разбойничью почку в гоблинском соусе «рыгунжок»? Или тушеную отбивную селезенку, предварительно выдержанную в крови девственниц? А может ты предпочитаешь свое любимое блюдо из колокольчиков?

Вздыхаю:

— Завязывай, Кость.

— Мастер, тяжело подыграть? Вам значит брехать можно, а мне нет?

Морщусь от криков. Бандиты в полном ахере от наших кулинарных вкусов.

— Я это редко делаю, а ты постоянно. Уже не смешно.

— Ну, это вам не смешно, мастер. Такое бывает у снобов, возомнивших себя самыми умными. Что, думаете пару холопов в Гнезде впечатлили, так в Аббатстве также получится? Жду не дождусь, когда попробуете. Вас там быстро на место поставят хе-хе…

— А ты прям рад этому. Блин, да замолкните вы или и правда почку сожру!

Помогает. Теперь они только ноют и обнимаются.

— Мастер, вы не любите крики страха? А жаль. Я бы вот ваш послушал. Не вот это ваше «я самый умный и красивый избранный этого мира», а «Не-е-е-ет, пощадите, умоляю! Я больше не буду самым самоуверенным зазнобой, считающих всех вокруг идиотами! Я сам идиот! Только не бейте!». Простите, мастер, я не слишком груб? Хотите сделаю вам пару комплиментов?

Уже достал.

Сажусь на каменную лавку, закидываю ногу на ногу, наблюдая за бандитами. Нужно дождаться, когда они успокоятся. Сейчас говорить с ними бесполезно.

— Валяй, — усмехаюсь я. — Похвали меня.

— Да без проблем. Вы самый умный и красивый охмуритель с одним маленьким орешком.

Киваю:

— Верно подмечено. Я выиграл. Иона сама меня поцеловала.

— И как оно, кстати? Правда девственница?

— Вполне.