Наконец погас свет и начался мой самый первый сеанс синематографа. Тапер заиграл что-то разухабистое, и на экране появились лодки, заполненные под завязку мужиками, размахивающими саблями. На мой взгляд, это было не слишком предусмотрительно: в такой толчее не заметишь, как отсечешь соседу что-то жизненно необходимое. Или он отсечет – это уж как повезет. И вообще, в настолько перегруженных лодках плавать опасно – того и гляди потонут. Появившиеся титры сообщили, что Разин и его ватага разгромили персов и захватили их княжну в плен. Княжну близким планом не показали, из чего я сделала вывод, что она не очень симпатичная. Но Разину и такая нравилась, он пользовался каждой возможностью, чтобы пообниматься с добычей. Возможно, потому, что других женщин в фильме не наблюдалось. Его соратники посчитали, что княжна отрицательно влияет на боевой дух командира, и подбросили письмо, в котором та якобы переписывается с «принцем Хассаном». Разин даже не задумался, почему два перса переписываются на русском языке, взял и выбросил девушку за борт, как ненужный куль. Протрезвеет – наверняка пожалеет, о чем я и сообщила Николаю в перерыве между фильмами, когда он поинтересовался, что я думаю о картине.

– Может, она выплыла? – предположил он.

– Шутите? В таком количестве тряпок сразу пошла ко дну. Да и не дали бы ей выплыть. Веслом по голове, пока Разин не видит, – и нет княжны.

– Экая вы кровожадная, Лиза, – усмехнулся он.

– Почему я? Это же не я ее топила.

Обсуждение моей кровожадности сошло на нет, потому что свет опять погас и на нас поехал поезд. Кто-то в заднем ряду завопил от ужаса и бросился на выход, а солидный господин по соседству вытащил платок, вытер вспотевшую лысину и пожаловался:

– Который раз смотрю, а мне все кажется, что несется прямо на меня и сейчас же задавит. Бесовщина какая-то.

Третий фильм был о любви бедного парня к богатой наследнице. Они оба кривлялись, пытаясь показать глубину своих чувств, не понятых родными девушки. Зал то и дело разражался хохотом, но мне было скучно. Пожалуй, синематограф не оправдал моих ожиданий.

Порадовала только четвертая часть. Красивые японки в национальных одеждах на фоне цветущей вишни и горы Фудзиямы. Умиротворяющая картина, за нее я простила первые три части.

На выходе из синематографа я столкнулась с учителем математики.

– Седых, что вы здесь делаете? Ученицам строго-настрого запрещено посещать синематограф.

– Андрей Андреевич, я не знала, – испугалась я, сразу представив все последствия доноса математика директрисе.

– Вы хотите сказать, что я привел девушку на непристойное представление? – с угрозой спросил Николай, успокаивающе похлопав меня по руке.

– Я ничего такого не хотел сказать, – испугался теперь уже Андрей Андреевич. – Но в правилах гимназии…

– Думаю, всем будет лучше, если этот незначительный инцидент будет предан забвению, – столь же грозно продолжил мой спутник.

Математик устрашился еще сильнее. Я же восхитилась. Нет, наверняка хомяки выглядят не так, как мне представлялось до этого. Во всяком случае, конкретно этот хомяк должен быть пугающе большим и грозным.

– Какой инцидент? – пришла я на помощь математику. – Мы никуда не успели пройти. Нам на входе Андрей Андреевич объяснил, что по правилам гимназии я не должна посещать такие места, как синематограф.

Математик укоризненно посмотрел и махнул рукой.

– Сделаю вам послабление, Седых, – сказал он, – за отлично написанную контрольную.