– Фройляйн Седых, вам следовало бы внимательней относиться к урокам чистописания. С вашим отвратительным почерком вы ничего не добьетесь в жизни.

Учительница стояла около меня и с брезгливой физиономией смотрела на мою тетрадь. Причем именно на тетрадь, а не на то, что в ней написано. Конечно, ее чувства имели под собой основу: каким-то непостижимым образом я уже умудрилась испачкать чернилами край тетрадного листа, что отнюдь не пошло на пользу оформлению моего сочинения. Но ведь главное – содержание?

– Ценность мага определяется не тем, насколько он правильно и красиво пишет, фрау Беккер, – не удержалась я.

– Ваша ценность, фройляйн, как ни определяй, по всем пунктам стремится к нулю.

Аничкова угодливо хихикнула, повернувшись к нам, но фрау Беккер на нее так взглянула, что одноклассница вмиг очутилась в прежнем положении и застрочила в тетради, словно и не отвлекалась. Никогда раньше я не замечала, что спины так выразительны: у моей одноклассницы она одновременно олицетворяла трепет, уважение к учителю и прилежание. Идеальная ученица. Фрау же перевела взгляд на меня, не иначе как ожидая ответа. Я могла бы сказать, что моя ценность как мага намного выше ценности фрау Беккер как преподавателя, но это неминуемо привело бы к скандалу, а Николай вчера говорил о похвальном листе за поведение, который после скандалов мне точно никто не даст. Поэтому я смолчала и кротко опустила глаза в тетрадь. Фрау постояла около меня самую малость, убедилась, что я не собираюсь спорить, и опять начала движение между рядами парт. Пыталась меня спровоцировать?

Не дождетесь! Я завела за ухо мешающую прядь и застрочила, старательно выводя каждую букву. Уж две странички текста про осень в городе я из себя выдавлю, особенно если писать покрупнее. Так и аккуратнее выходит. Сдала я тетрадь вовремя, даже раньше, чем часть моих одноклассниц. Оленька что-то торопливо дописывала, морща от напряжения лоб. Но и она наконец поставила точку, радостно улыбнулась и заторопилась к учительскому столу.

– Мне кажется, – доверительно сообщила она сразу, как мы вышли из класса, – что Грызельда сегодня особенно злая. Не выспалась, наверное. Она, как не высыпается, всегда лютует, потому что мигрени. Поэтому и занятие сегодня не такое, как обычно. Обычно о сочинениях предупреждают, а не вот так вот.

Она возмущенно фыркнула и потрясла уставшей рукой, на которой синело пятнышко. Не одна я, оказывается, неаккуратна с чернилами. Оленька еще долго негодовала на учительский произвол, не давший нам подготовиться к столь важному делу, как сочинение на немецком языке. Но, увы, это было не единственное разочарование подруги на сегодня. На математике внезапно объявили внеплановую контрольную.

– Андрей Андреевич, – дружно возмутился весь класс, – почему нас не предупредили?

– Барышни, – бодро улыбнулся он, – контрольная совсем простенькая. Только чтобы успокоить Александру Павловну, которая очень переживает за успеваемость выпускного класса.

– И чего это вдруг Булочка распереживалась? – тихо заворчала Оленька, обреченно глядя на учителя. – Не помню, чтобы она раньше столько проверок устраивала. Неспроста это.

Ее слова тут же нашли подтверждение, когда Андрей Андреевич, не переставая улыбаться, неожиданно предложил поменяться местами мне и Аничковой.

– Я не могу там сидеть! – взвилась та. – Я с той парты ничего не увижу на доске. И вы это знаете, Андрей Андреевич.

– Это только на одну контрольную, – успокоил ее тот.