|
Брови его были сдвинуты, лицо выражало энергию и решимость. Десятки аппаратов сфотографировали и киносняли его в эту минуту. Сотни прекрасных женщин в ложах для публики отдались ему энтузиастическими взглядами. Сенат имел честь поднести ему на сегодня титулы: лорда Нижне-Уэльского, герцога Неаполитанского, графа Шарлеруа, барона Мюльгаузен и соимператора Всероссийского. От Североамериканских Соединенных Штатов, где, к сожалению, как в стране демократической, титулов не полагалось, поднесли звание "Бизмен оф готт", что, в переводе на русский язык, значило: "Купчина божьей милостью". Гарин благодарил. Он с удовольствием плюнул бы на эти жирные лысины и уважаемые плеши, сидящие перед ним амфитеатром в двусветном зале. Но он понимал, что не плюнет, но сейчас встанет и поблагодарит. "Подождите, сволочи, - думал он, стоя (бледный, маленький, с острой бородкой) перед аплодирующим ему амфитеатром, - поднесу я вам проект о чистоте расового отбора и первой тысяче..." Но и сам чувствовал, что опутан по рукам и ногам, и в звании лорда, герцога, графа, божьего купчины он ничего такого решительного не поднесет... А на банкет сейчас поедет из зала сената... На улице автомобиль диктатора приветствовали криками. Но присмотреться - кричали все какие-то рослые ребята, похожие на переодетых полицейских, - Гарин раскланивался и помахивал рукой, затянутой в лимонную перчатку. Эх, не родись он в России, не переживи он революции, наверное, переезд по городу среди ликующего народа, выражающего криками "гип, гип" и бросанием бутоньерок свои верноподданнейшие чувства, доставил бы ему живейшее удовольствие. Но Гарин был отравленным человеком. Он злился: "Дешевка, дешевка, заткните глотки, скоты, радоваться нечему". Он вылез из машины у подъезда городской думы, где десятки женских рук (дочерей керосиновых, железнодорожных, консервных и прочих королей) осыпали его цветами. Взбегая по лестнице, он посылал воздушные поцелуйчики направо и налево. В зале грянула музыка в честь божьего купчины. Он сел, и сели все. Белоснежный стол в виде буквы "П" пестрел цветами, сверкал хрусталем. У каждого прибора лежало по одиннадцати серебряных ножей и одиннадцати вилок различных размеров (не считая ложек, ложечек, пинцетов для омаров и щипчиков для спаржи). Нужно было не ошибиться, - каким ножом и вилкой что есть. Гарин скрипнул зубами от злости: аристократы, подумаешь, - из двухсот человек за столом три четверти торговали селедками на улице, а теперь иначе как при помощи одиннадцати вилок им неприлично кушать! Но глаза были устремлены на диктатора, и он и на этот раз подчинился общественному давлению - держал себя за столом образцово. После черепахового супа начались речи. Гарин выслушивал их стоя, с бокалом шампанского. "Напьюсь! - зигзагом проносилось в голове. Напрасная попытка. Двум своим соседкам, болтливым красавицам, он даже подтвердил, что действительно по вечерам читает Библию. Между третьим, сладким, и кофе он ответил на речи: "Господа, власть, которой вы меня облекли, я принимаю как перст божий, и священный долг моей совести повелевает употребить эту небывалую в истории власть на расширение наших рынков, на пышный расцвет нашей промышленности и торговли и на подавление безнравственных попыток черни к ниспровержению существующего строя. |
