После молчания посол сказал серьезно:
- Я уверен, что вы не мистификатор, товарищ Хлынов. Скорее всего вы поддались навязчивой идее, - он быстро поднял руку, останавливая
отчаянное движение Хлынова, - но для меня убедительно прозвучали ваши пятьдесят процентов. Я поеду и сделаю все, что в моих силах...
Двадцать восьмого с утра на городской площади в К. собирались кучками обыватели и, одни с недоумением, другие с некоторым страхом,
обсуждали странные прокламации, прилепленные жеваным хлебом к стенам домов на перекрестках.
"Ни власть, ни заводская администрация, ни рабочие союзы, - никто не пожелал внять нашему отчаянному призыву. Сегодня, - мы в этом уверены,
- заводам, городу, всему населению грозит гибель. Мы старались предотвратить ее, но негодяи, подкупленные американскими банкирами, оказались
неуловимы. Спасайтесь, бегите из города на равнину. Верьте нам во имя вашей жизни, во имя ваших детей, во имя бога".
Полиция догадывалась, кто писал прокламации, и разыскивала Вольфа. Но он исчез. К середине дня городские власти выпустили афиши,
предупреждения - ни в каком случае не покидать города и не устраиватать паники, так как, видимо, шайка мошенников намерена похозяйничать этой
ночью в покинутых домах.
"Граждане, вас дурачат. Обратитесь к здравому смыслу. Мошенники сегодня же будут обнаружены, схвачены, и с ними поступят по закону"
Власти попали в точку, пугающая тайна оказалась простой, как репа.
Обыватели сразу успокоились и уже посмеивались: "А ловко было придумано, - похозяйничали бы эти ловкачи по магазинам, по квартирам, - хаха.
А мы-то, дураки, всю бы ночь тряслись от страха на равнине".
Настал вечер, такой же, как тысячи вечеров, озаривший городские окна закатным светом. Успокоились птицы по деревьям. На реке, на сырых
берегах, заквакали лягушки. Часы на кирпичной кирке проиграли "Вахт ам Рейн", на страх паршивым французам, и прозвонили восемь. Из окон кабачков
мирно струился свет, завсегдатаи не спеша мочили усы в пивной пене.
Успокоился и хозяин загородного ресторана "К прикованному скелету", - походил по пустой террасе, проклял правительство, социалистов и
евреев, приказал закрыть ставни и поехал на велосипеде в город к любовнице.
В этот час по западному склону холмов, по малопроезжей дороге, почти бесшумно и без огней, промчался автомобиль. Заря уже погасла, звезды
были еще не яркие, за горами разливалось холодноватое сияние, - всходила луна. На равнине кое-где желтели огоньки. И только в стороне заводов не
утихала жизнь.
Над обрывом, там, где кончались развалины замка, сидели Вольф и Хлынов. Они еще раз облазили все закоулки, поднялись на квадратную башню, -
нигде ни малейшего намека на приготовления Гарина. Одно время им показалось, что вдалеке промчался автомобиль. Они прислушивались, вглядывались.
Вечер был тих, пахло древним покоем земли. Иногда движения воздушных струй доносили снизу сырость цветов.
- Смотрел по карте, - сказал Хлынов, - если мы спустимся в западном направлении, то пересечем железную дорогу на полустанке, где
останавливается почтовый, в пять тридцать. Не думаю, чтобы там тоже дежурила полиция.
Вольф ответил:
- Смешно и глупо все это кончилось. Человек еще слишком недавно поднялся с четверенек на задние конечности, слишком еще тяготеют над ним
миллионы веков непросветленного зверства. |