|
Сейчас в окно дул свежий ветер, солнце бросало в избу яркие лучи. Хрип с середины комнаты заставил Кацапагана оглянуться в другую сторону. Десятник неестественно запрокинул голову, из горла торчало белое оперение стрелы, а острие высунулось с другой стороны толстой высокой спинки резного стула. Все застыли. Это длилось лишь миг, тут же Крагатак с грохотом полетел из-за стола: стрела, ударив в лоб, отшвырнула на середину комнаты. Кацапаган не двигался, чувствуя, что находится под защитой стены, третья стрела свистнула совсем рядом - грузный Ендлярма рухнул без звука: стрела попала в висок, пробила голову насквозь. Двое уцелевших поспешно плюхнулись на пол среди объедков, отползли под защиту стен. Один замешкался, стрела в последний момент вонзилась под лопатку, и он быстро затих, царапая ногтями пол. Прямо над ухом замершего Кацапагана за стеной прогремел страшный, как львиный рык, голос: - Меня хороните?.. Это вы все трупы! Кацапаган сидел за столом не шевелясь, даже боясь выпустить кубок из онемевших пальцев. Спиной он вжимался в стену, чувствуя там, на просторе, огромного страшного человека. В углу застыл Мирошноман - храбрый, неустрашимый, но теперь бледнее стены, под которой искал защиты. Он встретился взглядом с Кацапаганом. Тот не двигался, страшась окна, рядом с которым сидел, боясь отодвинуться. За стеной было тихо. Кацапаган начал мелко трястись, двор был заполнен блеяньем коз, кудахтаньем, скрипел колодезный ворот, а в это время чужак наверняка уже крадется к другому окну - их еще два! - оттуда выстрелит в него... или Мирошномана. Он успел умереть сотни раз, в желудке будто образовалась огромная глыба льда, и все тело холодело, застывало от ужаса. Вдруг дверь с треском распахнулась - оцепеневший Кацапаган даже не шелохнулся, уже в душе мертвый, - через порог шагнул пьяный Когуторман. Он уцепился за косяк, перекосил рожу: - Ну и надрались... А еще на меня... Вымойте сперва свои грязные пальцы, прежде чем указывать на мои пятна... Мирошноман оторвал голову от пола, спросил сдавленно: - Там за хатой... видел кого? - Никого, - ответил Когуторман и рыгнул. - А что, каджи привиделся?.. - Нет, но... - А что вы... Великая Кобылица!.. Передрались, что ли? И вина сколько разлили, болваны неотесанные, а еще новому богу кланя... Кацапаган, разом ожив, метнулся через всю комнату, опрокинул стол, выскочил на крыльцо. На пустом дворе блеяла и пыталась оборвать веревку одинокая коза - не кормили со вчерашнего дня. У ворот молодой обрин гонял на длинном поводе дикую лошадь, хлыстом приучал к полной своей власти. И лошадь, и молодой воин уставились на взъерошенного Кацапагана с удивлением - у парня отвисла челюсть, а лошадь фыркнула. Кацапаган вдруг понял, что после гибели десятника теперь он старший. Повернулся на крыльце, крикнул: - Мирошноман! Когуторман! Выносите раненых. Пещерника нет, скрылся. Из хаты донесся протрезвевший голос Куготормана: - Раненые? В них жизни, как в скамье, на которой сидят! Стрелы прошибли насквозь, как я протыкаю пальцем лист лопуха. Согнав перепуганных дулебов, в основном плачущих баб и детишек, велели копать могилу, уложили погибших воинов вместе с их оружием, забили коней, сверху натаскали сухих бревен, зажгли, а в огонь побросали дулебских женщин - по три на каждого обрина, чтобы прислуживали на том свете, как служили на этом. Затем Кацапаган спешно созвал уцелевших обров на воинский совет. |
