|
— Посмотри на мою силу, мою жестокость. Я не такая, как другие женщины. Я практически мужчина, но по жестокой игре природы заключенный в женское тело. Это болезненно, Джейсон. Вот почему, наверное, я так ненавижу и женщин, и мужчин. — Я так не думаю, госпожа, — заметил я, — на самом деле вы никого не ненавидите. Она озадаченно посмотрела на меня, а затем произнесла: — Думай что говоришь, если не хочешь быть отхлестан и заклеймен. — Слушаюсь, госпожа, — ответил я. — И все-таки мне кажется, вы — женщина и по виду, и по доброте. — Остерегайся, раб! — предупредила леди Джина. — Простите меня, госпожа. — Усвой хорошенько, Джейсон, что женщины — рабыни, стремящиеся к своему хозяину. — Они — свободные личности, — настаивал я. — Ты упорно воспринимаешь женщин в качестве бесполых и униженных существ. Этим ты препятствуешь самому себе в познании и понимании женщин. Употребляя эти представления, ты упускаешь богатство и глубину чувств, их сокровенное женское начало, и никогда не будешь в состоянии удовлетворить полностью их биологические потребности. Ибо они включают в себя потребность рабски подчиняться сильному мужчине. — Ложь, ложь! — Я кричал. — Ложь! Ложь! — Мне жаль, что я расстроила тебя, Джейсон, — проговорила леди Джина. — Я этого не хотела. У тебя был трудный день. Без сомнения, мне не следовало бы говорить с тобой так, как я иногда делаю. Но порой по каким-то причинам я забываю, что ты — землянин и раб. Я промолчал. — Для раба ты слишком крупный и сильный, Джейсон, — продолжала она. — Возможно, поэтому я иногда упускаю из виду, что внутри ты мал и слаб. — Требуются смелость и сила, чтобы казаться маленьким и слабым, — сердито ответил я. — Возможно, — ответила леди Джина. — Я не могу знать этого, я не маленькая и не слабая. Я опустил голову. — Интересный взгляд на проблему, — заметила дрессировщица. — Возможно, глупец имеет мудрость, чтобы быть глупцом. А трус имеет храбрость быть трусом. Я взглянул на нее с тоской. — Достаточно грустно быть глупцом и трусом, — продолжала она. — К чему обращать в добродетель эти жалкие пороки? Разве ты не можешь понять, что тебя воспитали в морали, изобретенной слабыми, чтобы подрывать и подавлять сильных? Разве общественная польза такого изобретения не очевидна? Разве ты не можешь понять, что мораль, призванная уродовать и подавлять сильных, настраивать их против самих себя, является идеальным инструментом для возвеличивания маленьких и слабых? Пока сильные терзают себя и разрываются на части от чувства отчаяния и вины, маленькие и слабые, пролезая всюду без потерь, продолжают беспрепятственно осуществлять свои жалкие идеи! — Нет, нет! — выдохнул я. — Отдохни, Джейсон, — сказала дрессировщица. — Завтра тебя будут оценивать работорговки с рынка Таймы. — Что такое рынок Таймы? — спросил я. — Ты довольно скоро узнаешь это, — ответила она, — ложись, Джейсон. — Слушаюсь, госпожа, — пробормотал я и улегся. Леди Джина какое-то время стояла, глядя на меня. — Лоле не следовало пытаться втягивать тебя в свои проблемы. |
