Изменить размер шрифта - +

    Все налюбовались встречей, грузовик загудел, и в пятидесятый раз за этот нескончаемый день Степан увидел проклятый жест - двумя руками за сердце: два человека, четыре руки…

    Он забился в свой угол. Два человека, еще два. Вдруг стало безнадежно-отчаянно. Так ловко, так спокойно это проделывалось. Они брали нас без выстрела. Команда вертолета наверняка ничего не заметила: доставили пассажиров, куда было приказано, и - т-р-р! - затарахтели обратно. Те могли и вертолет захватить, но почему-то не пожелали. Помиловали. Из всех зрителей это понимал один лишь мальчишка четырнадцати лет. Он ехал к телескопу, и на коленях у него стоял чемоданчик с двумя пистолетами и сотней патронов к ним. Все. Больше ничего не было.

    Входи!

    -  … А какое большое удовольствие было выпить рюмашечку и капусткою кочанной закусить!…

    От Синего Камня грузовик шел пустой. Степку развлекал последний попутчик - маленький голубоглазый старик, пряменький, с высоким выпуклым лобиком я смешным ртом. Нижняя губа - сковородником, как у Валерки, когда он собирается взвыть белугой. Степка не знал его, потому что старичок был деревенский и прямо из деревни пришел и нанялся охранником на телескоп. По дороге от Синего Камня он рассказал, какой он раньше, в деревне, был здоровый и как его две войны не пробрали, а сидячая работа пришибла так, что он четыре недели пролежал в районной больнице. Он от хохота наливался кровью, вспоминая, как ему «питание непосресьвенно к койке подвозили, на резиновом ходу». И запретили ему пить и пшеничное вино, и легкое вино, и даже пиво…

    Так он болтал, тараща озорные глаза, а Степка думал о своем и, казалось бы, совершенно его не слушал. Когда же старичок спросил, зачем «мадемазель» едет к телескопу, Степка вдруг брякнул:

    -  Посылку везу, дедушка.

    -  Больно деловая, - отметил старичок. - Для кого передача-то?

    -  Для Портнова Вячеслава Борисовича, - снова брякнул Степка.

    -  Зна-атный человек! - восхитился попутчик, но в его подвижном личике промелькнуло что-то ироническое. - Зна-атный… Непьющий!

    Видимо, ирония и относилась к последней характеристике Вячеслава Борисовича. Дед не мог взять в толк, почему здоровый, молодой и «знатный» человек по своей воле отказывался и от пшеничного вина, и от легкого вина, и даже, как говорили, от пива.

    -  А что в посылке содержится?

    -  Не знаю, - сказал Степка. - Мое дело передать.

    Он рассчитывал, что дед, как охранник, проведет его к Портнову. Старичок был, несомненно, не из тех, - смеялся весело, тонко, заливисто и очень смешно распахивал большой рот с крепкими черными зубами. Те смеялись грубо, коротко. Как лаяли.

    -  Передашь, передашь, вот сейчас и передашь, - болтал попутчик. - Считай, приехали… Постовой позвонит, Портнов подошлет на проходную Зойку-секретаршу, получишь шоколадку - и лататы… Михалыч! - завопил он прямо из кузова охраннику, стоящему у ворот. - Михалыч, тута мадемазель с посылкой к Портнову.

    Степка смотрел на носки своих ботинок. Влопался! Ясное дело, он не собирался отдавать чемодан с оружием одному из тех. Он хотел под видом посыльной пробраться к Портнову, а еще лучше - к профессору Быстрову, директору. А теперь что? Говорить, что пошутил, то есть она пошутила, и никакой посылки нету? Или требовать, чтобы его самого провели к Портнову?

    Он сидел в машине, пока водитель его не шуганул. Соскочил. Пистолеты брякнули в чемодане. Дед-попутчик суетливо отряхивался.

Быстрый переход