Дерзкий и беспринципный циник и говорливый демагог к этому времени уже ретировались. Отвечать на вопрос предстояло самому Ивану.

— Я не мог, это не я… — от волнения у Ильина затряслись руки.

Последующие двенадцать часов прошли не лучшим образом. Совесть грызла душу. Душа рвалась от желания покаяться и вселяла обезумевшему от страха уму одну глупую идею за другой. Хотелось, то вернуть деньги женщине, то отправиться в милицию и сделать чистосердечное признание, то позвонить законному (вернее незаконному) владельцу сорока тысяч. Удержаться от дурацких затей помогли мысли о вселенской справедливости. «Все вокруг воруют. Тот мужик украл. Баба его шантажировала. Чем я хуже их. Всем можно, а мне что же нельзя?!» — уговаривал себя Ильин.

Успокоился он только к утру, да и то ненадолго. Усталую дремоту оборвал звонок будильника. Иван с трудом оторвал голову от подушки и стал собираться на работу.

Глава 5. Наказание

День дался Ильину тяжело. Он сидел в редакции, со скрипом и душевным стоном выжимал из себя слова, с натугой складывал их в предложения и непрерывно мусолил тяжкую думу. Если ее, смутную и тревожную, разбить на составляющие, получились бы следующие вопросы:

· я это сделал?

· зачем я это сделал?

· что теперь будет?

· меня арестуют?

· что делать, если шантажистка и вор найдут меня?

· рассказать все Туманцеву?

· что делать с деньгами?

Ответов вопросы, естественно не имели, поэтому и размышлять над ними особого смысла не было. Ильин понял это еще утром и категорически запретил себе рефлектировать. Однако против инстинктов не попрешь. Страх становился, чем дальше, тем больше.

— Ванька, ты чего такой смурной? — проявил наблюдательность Туманцев.

— Не спал всю ночь, — почти правду сказал Иван, не уточняя причину бессонницы.

— Это ты из-за Томки злишься? Плюнь, мало ли кругом баб. Кстати, я с твоей кралей вчера весь день письмами обменивался. Хочешь, почитать?

— Давай, — без особого энтузиазма согласился Ильин. Женщина, о которой он мечтал последний месяц, нынче интересовала его мало.

Принтер заурчал, выпуская на белый свет отчет о проведенной работе. Иван углубился в чтение.

Невзирая на искреннюю симпатию к Ирине Ирининой, Колька остался верен себе и использовал в переписке старые отработанные приемы. Все бабы, считал он, до умопомрачения хотят замуж, значит, и цеплять их надо на серьезность намерений.

«…Я обеспечен, свободен, потому хотел бы создать семью с такой яркой и сексуальной женщиной. Но наше знакомство возможно лишь в том случае, если вы, действительно, ищите отношений серьезных. Не хочется, знаете ли, натолкнуться на любительницу приключений, желающую просто приятно провести время …»

— Ты в своем репертуаре… — Ильин бросил на Туманцева насмешливый взгляд.

— А зачем изобретать велосипед? — парировал тот.

Второй постулат тоже не отличался оригинальностью: женщины вечно жалеют мужчин, раз так, то милым дамам следует дать возможность реализовать себя.

«Расскажу немного о себе. Я уже несколько лет один, а все ни как ни привыкну к своему одиночеству. Иногда хоть волком вой, так хочется очутиться рядом с живой душой, с человеком кому ты не безразличен. Хочется, уж простите за прямоту, тепла, любви, заботы. Хочется самому любить и до отчаяния хочется быть любимым…»

Подобных текстов Ильин перечитал немало. Туманцев не умел обходиться без женского внимания и бахвальства. Поэтому посвящал Ивана во все подробности своих многочисленных эпистолярных романов, которые завязывал на сайтах знакомств.