Саттер откинулся на сиденье. В глазах стояли слезы: «Ну что за разводилово...»

Она подошла с другой стороны, чтобы подразнить его напоследок. Поселенка облокотилась на борт машины, прекрасные груди мягко качнулись, все еще сияя от пота.

— Давайте я вас за щечку потереблю, хорошо? — сказала она. — Я на сто процентов уверена, что это не противоречит закону.

Ну, это лучше, чем ничего, не так ли?

Она наклонилась вперед, просунула голову в машину, будто собиралась поцеловать его в щеку.

В-вух...

Голова упала на колени шерифа Саттера.

Звук, похожий на рев реактивной турбины, раздался в его голове, и шериф внезапно провалился во тьму. Саттер падал, и падение казалось бесконечным. Прошли годы, прежде чем...

Шериф проснулся на своей кровати.

О Боже.

Сердце странно постукивало. Саттер подумал, что оно похоже на старый двигатель, который пытаются завести. Глаза болели, во рту был привкус горечи.

«Чертово разводилово», — снова подумал шериф. Почему подсознание породило сон, полный эротических образов и переживаний, но в итоге оставило его неудовлетворенным?

Саттер поморщился.

Неудовлетворенным и с отрубленной головой на коленях.

Его необъятное тело вздрогнуло от отвратительного шума. Он перевернулся в постели и заметил лежавшую рядом жену, не уступавшую ему в размерах. Джун всегда спала голой. Ее выпячивающийся живот и грудь вибрировали в такт храпу. Саттер посмотрел на нее с ужасом: «Неужели это моя жена? Или кто-то сбросил сто тридцать семь килограммов ванильного пудинга в мою постель и надел на все это парик?»

Эта картина только удвоила жестокость сна: сначала молоденькая Поселенка с потрясающим телом и сексуальным огнем в глазах, а потом бледная груда человеческого сала, с которой ему суждено провести остаток дней.

Внезапно неудовлетворенность собственной жизнью набросилась на шерифа.

«Большая часть жизни позади, я по уши в долгах и женат на этом», — осознал он.

Вот и все. Это была его жизнь, она смотрела ему в лицо.

Хоть плачь, хоть волком вой. Кровать тряхнуло, как при небольшом землетрясении, когда он соскользнул с нее, чтобы встать. Одутловатый живот торчит под волосатыми сиськами, задница зажевала семейники сорок восьмого размера. Заесть печаль — вот что помогло бы ему пережить этот мрачный «час волка». Саттер вздохнул и устало потащился на кухню.

Он тяжело ступал сквозь темноту, и наконец на его губах расцвела улыбка.

«Приятно и прохладно, — подумал он. — По крайней мере, сегодня у меня есть кондиционер, а вчера — не было».

Совершенно новый кондиционер тихонько мурлыкал, расправляясь с летней жарой. Шериф все думал и думал и наконец пришел к выводу, что забрать грязные деньги у этих отморозков никак не противоречило профессиональной этике: «Это были деньги, связанные с наркотой. Если бы я передал их шерифу округа, их бы просто конфисковали».

Радоваться хоть чему-то было лучше, чем не радоваться вообще. Мало того, что он перевыполнил план...

«Так еще и подзаработал, — здраво рассудил он. —В этом нет ничего плохого».

Свет холодильника залил кухню, когда он открыл дверь. Слегка повеселев, Саттер вытащил Бостонский кремовый торт и отрезал себе большой кусок. Прежде чем приступить к делу...

Он ухмыльнулся.

Обрывки сна носились в его голове, как стая птиц. Ошеломляющая красота девушки вспыхнула перед ним...

В-вух...

Ее голова падает прямо ему на колени.

«По-моему, у меня что-то не в порядке с головой, раз я вижу такие сны, — решил он. — Иначе почему, во имя Бога, мне приснилось нечто подобное?»

Ее голова падает.

Ее голова...

«Головы», — подумал он.