― Вот так, ― поспешно сказал он, и засунул в рот мизинец. Он ощутил вкус оставшегося на нем фасолевого супа, и от мысли о том, что это может быть также вкус сердца Шелли, его чуть не стошнило.

Рука мальчишки была все еще занесена для удара, но он остановился и выжидательно на него уставился.

Кроуфорд впился зубами в палец. Боли все не было, и он укусил сильнее, надеясь прокусить палец до крови и этим испугать мальчишку. Бешеный стук сердца, казалось, заглушал его мысли.

Гадкий мальчишка Хантов казалось не впечатлился; он отвел руку еще дальше и покосился на Кроуфорда.

Безмерная горечь затуманила сознание Кроуфорда, тяжестью навалившись на веки, но он заставил себя не отрывать взгляда от юного Ханта; и пока он размышлял, есть ли у него какой-то другой способ выбраться из всего этого, он выразил все свое отчаяние в том, что со всеми уцелевшими в нем крупицами силы стиснул зубы на последнем суставе пальца. Хрящ хрустнул между его зубов, и ужас происходящего, казалось, только придал ему силы.

Рука Кроуфорда вылетела изо рта, разбрызгивая кровь по полу.

Последний сустав мизинца остался во рту, и он резко его выплюнул, так, что тот отскочил от носа мальчишки.

А затем мальчишка исчез, истерически вопя, пока он несся через все более отдаленные комнаты, а Кроуфорд из последних сил перевернулся, оперся на руки и колени и пополз к маячащей впереди лестнице, таща бумажный сверток и оставляя кровавый след, тянущийся за ним по каменном полу. 

Джузеппе обнаружил его на ступенях и оттащил обратно в комнату.

Вскоре после того, как Джузеппе наложил повязку на обрубок его свежеоткушенного пальца, его навестил Байрон. Лорд был бледен, и его сотрясала дрожь.

― Вот… ― слабо выдавил Кроуфорд, ― сердце здесь. На столе.

― Какого дьявола ты это сделал? ― тихим, но срывающимся голосом спросил Байрон. ― Щенок Хантов говорит, что ты откусил свой палец! Ты что и вправду это сделал?

― Да.

― У тебя что припадок был? Мальчишка говорит, ты… выплюнул свой палец прямо ему в лицо! Внизу все орут. Морето унесся туда и, по-видимому, съел твой палец. Черт возьми, ну почему я вечно связываюсь с такими ужасными людьми. Сначала заполучил Ханта с его свиноматкой и их вечно путающимися под ногами дьяволятами, все из-за этой невозможной затеи с его журналом, и мне что, мало этого было? Так нет же, теперь я вдобавок ввязался в еще более безумное предприятие с человеком, который откусывает свои пальцы, и его женой, которая выдирает свои глаза!

Плечи Кроуфорда затряслись, и он и сам не мог сказать, плачет он или смеется. ― Кто, ― выдохнул он, ― этот Морето?

Байрон взирал на него с изумлением. ― А кто, черт возьми, ты думаешь, он такой? Он хмурил брови, но уголки его губ начали подергиваться. ― Один из моих слуг? Морето ― это мой пес.

― О. Теперь Кроуфорд определенно смеялся. ― Я сперва подумал, может это та пожилая кухарка.

Теперь уже и Байрон смеялся, хотя, по-видимому, все еще был зол. ― Только потому, что тебе приспичило пить одеколон, не стоит думать, что я морю голодом свою прислугу. Он прислонился к стене. ― Так как же тебя угораздило откусить собственный палец? Похоже все же на припадок, насколько я могу судить. Он изучающее уставился на Кроуфорда. ― Я хочу сказать, это ведь была случайность, верно?

Кроуфорд все еще сотрясался. Он покачал головой.

― Господи боже! Тогда… почему?

Кроуфорд протер глаза искалеченной рукой. ― Ну… в тот момент это показалось мне единственным способом помешать ему скормить сердце Шелли собаке.

Байрон удивленно покачал головой. ― Это… это просто безумие. Но ты же мог понять столь очевидную вещь, что ты еще не готов для нашего предприятия. Боже правый, ты ведь мог бы… позвать на помощь? Кухарка была рядом.