– Может, остановятся, наконец, чтобы пережевать то, что не смогли проглотить сразу? – сердито заметил де Лэйси.

– Хочешь сказать, осадят те замки и крепости, которые не поддались им с ходу, и лишь затем рванут на юг? – задумчиво спросил скорее у самого себя, чем у де Лэйси, сэр Вальтер. – Но их защитники скорее сдохнут с голоду, чем откроют ворота, если то, о чем говорит Хью, да и другие тоже, творится повсеместно, – он покачал головой и сказал немного громче. – Нет, не думаю, что они остановятся. Быть может, они осадят Ньюкасл и Дарем, когда сольются обе армии, но основными силами двинутся все же дальше на юг, и, боюсь, чем богаче захватят добычу, тем больше рассвирепеют.

– Все выглядит так, словно они и в самом деле одержимы бесами, – сказал Тарстен. – Они убивают священников прямо на алтарях церквей и, словно этого богохульства еще недостаточно, сбивают с распятий головы Христа и сажают на их место отрезанные головы несчастных служителей Божьих. Я не могу поверить, что такое творит король Дэвид, – его голос осекся. – Не могу поверить.

Глаза Вильяма Элбемарля сузились.

– Кто знает, быть может Дэвид шокирован этим не меньше, чем вы милорд, – заметил он. – Однако не важно, творятся эти бесчинства с ведома Дэвида или потому, что он просто не в состоянии держать своих людей в узде, ясно одно: терпеть это дольше мы не можем, шотландцам пора дать отпор.

– Король Стефан поможет? – спросил де Лэйси. – Я знаю, сам он приехать сюда не сможет, но…

– Нет, – твердо прервал его сэр Вальтер. – С другой стороны, король Стефан не станет требовать с нас налогов и новых рекрутов, чтобы подавить мятеж на юге, так что…

– Итак, что мы имеем, – уныло подытожил Пеперпль. – Защищать наши земли придется нам самим. Налоги платить не будем, но и помощи ниоткуда ждать не приходится. Ладно, остается выяснить, а можем ли мы дать отпор шотландцам без поддержки извне?

– Господь Бог окажет нам помощь и поддержку! – воскликнул Тарстен, вскакивая с кресла. – Я сотворю для вас священное знамя, под которое стекутся все, кто любит и боится Бога, а те, кто провинился перед ним, будут навеки прокляты и повержены в прах.

– Нет, – прошептал Хью, подбегая к Тарстену, чтобы поддержать его под руку. Но, когда старик повернул к нему голову, благодарно улыбаясь, он увидел столько восторженного благочестия в его глазах, что проглотил слова протеста и лишь взмолился про себя: "О, Господи, дай ему силы! "

Отец Небесный, видимо, действительно, прислушался к молитве Хью, ибо иначе трудно объяснить, откуда взялось столько сил в немощном теле святого старца. Тарстен собрал у себя в храме стяги Святого Питера из Йорка, Святого Джона из Беверли и Святого Уилфреда из Рипона; очистившись телом и мыслями, он проводил долгие часы в молитве над ними и серебряной дарохранительницей – чистой и новой, сделанной специально по его заказу и должным образом освященной, чтобы принять в себя тело Христово. Благословленные стяги и дарохранительницу прикрепили к корабельной мачте, тоже предварительно освященной, мачту установили в повозке, чтобы получившееся в результате священное знамя могло передвигаться вместе с армией.

За богослужениями и молитвами Тарстен не забыл, однако, о делах более земных и насущных. Он разослал всех своих епископов, дьяконов и даже каноников по окрестным городам и весям, и с тех пор в воскресных проповедях, читавшихся с амвонов всех церквей и соборов, звучали страстные слова о дьявольской сущности презренных шотландцев и тех бедах и разрушениях, которым подверглась страна с их вторжением. И пришлые проповедники, и местные священнослужители настойчиво внушали также своей пастве мысль о том, что один в поле не воин, и, чтобы изгнать сатанинские орды с родной земли, следует присоединиться к тем, кого благословил на священную войну сам архиепископ, нарекая будущих воинов ангелами хранителями, самим Господом богом избранными для справедливой мести.