— Кто?

— То самое. Негр. «Наш негр, советский» — так его Буза описал.

Мешок эмоционально хлопнул себя по коленке:

— Зашибись! Картина маслом: советский негр заказывает Зече убийство ценою в сорок штук баксов. Ты Ильдару про это ничего не говорил?

— Нет, только тебе.

— И не говори пока. А то наш джигит, при каждом упоминании Зечи начинает нервно шарить рукой за пазухой в поисках фамильного кинжала…Ладно, Гриш, спасибо тебе. Информация, что и говорить, хотя и паскудная, но крайне любопытная. Так что, давай, с чистой совестью езжай-отдыхай, а мы тут станем рядить-мерковать: что нам с ней делать. Особливо в свете наших последних событий.

— Ты имеешь в виду судью Зимина?

— И судью. И еще кое-что.

— А что у нас еще?

— Потом. Сейчас не хочу грузить твою отпускную голову, — отмахнувшись, свернул тему Мешок. — Мобильник там, на всякий случай, не отключай. Будет у тебя в Хохляндии трубка работать?

— Должна. Мне Виталя, как Даниле Багрову, какой-то левый роуминг сделал.

— Вы смотрите, парни, доиграетесь когда-нибудь! — посуровел Андрей. — Учти, за такие вещи я вас прикрывать-вытаскивать принципиально не собираюсь.

— Ничего, мы с Виталей нигде не пропадем, — ухмыльнулся Холин.

— Угу, не пропадем, но горя хватим. Ты сейчас куда?

— Домой. Помыться, поскоблиться, переодеться.

— Подкинешь на Суворовский?

— Запросто, поехали.

— Айн момент, только давай сначала до оперской добредем…

…В оперской перед глазами старинных приятелей открылось зрелище весьма неожиданное: в центре комнаты, на табурете, заботливо поставленном на расстеленную газетку, сидел оперативный водитель Борис Сергеевич в наброшенном поверх рубашки медицинском халате. Вокруг него, вооружившись ножницами и какими-то парикмахерскими прибамбасами, хлопотала Наташа, врезаясь в не по годам пышную седую водительскую шевелюру.

— Ни фига се! — удивленно присвистнул Мешок. — «Это чего в моей камере делается?» Наталья, да ты никак занялась индивидуальной предпринимательской деятельностью? В таком случае где доля руководства за аренду парикмахерского зала?

— Можно начинать смеяться? — не оборачиваясь, буркнула Северова. — Ха-ха-ха.

— Андрей, извини, это я Наталью упросил, — виновато вступился за мастера наполовину обкорнанный клиент. — Понимаешь, оброс как дикобраз. А сегодня, как ни крути, праздник великий. Короче, сунулся в салон у нас по соседству, интересуюсь: сколько возьмете? А девка, парикмахерша, смотрит на меня брезгливо так и говорит: тысяча. У меня ажно глаза на лоб полезли. Скока-скока? Это откуда ж такие цены? А она мне: у вас голова сложная.

— Дык, Сергеич, это ж комплимент! Я всегда говорил, что у тебя не голова, а Дом Советов! Там ведь тоже… всё очень сложно было! — расхохотался Холин.

— У нас в Сумской, помню, такую частушку девки, вернее гарны дивчины, пели, — предался детским воспоминаниям Тарас и, напрягшись, выдал: — «Подстригала я милого — / Оханьки — запарилась, / Отмахнула ему ухо, / Девки чтоб не зарились».

— Дураки, не говорите под руку! А то ведь и правда ухо задену! — рассердилась Наташа. — Ножницы — полное говно! Мужиков в конторе полно, а заточить некому.