— Прости, — сказал он, когда звонок прозвенел в первый раз. — Но я не могу перезвонить позже. У нее там уже одиннадцать.

— Без проблем, — ответила я.

Но на самом деле это было проблемой, потому что звонки причиняли мне страдания.

— В Рим на выходные? Звучит неплохо, — говорил Хартли. Его угодливый тон казался фальшивым. — Уверен, ты задашь своей кредитке ту еще работенку. Лучше сразу оплати дополнительный багаж, иначе никогда не сможешь привезти все свои дизайнерские трофеи домой.

Я слушала все эти разговоры с натянутой улыбкой. И дело было не в том, что они отрывали меня от моего нового хобби — они отправляли мои мысли плутать тропинками, на которые я совсем не хотела их пускать.

«Привет, горячая девчонка», — часто отвечал Хартли на звонок. Или: «Привет, малыш». Было трудно сказать, какая из этих шаблонных нежностей вызывала у меня большую скуку. Может, дело было в том, что меня так никогда никто не называл.

Но думаю, правда все-таки заключалась в другом. Мое пылкое влечение к Хартли открыло мне всю глубину пропасти, которая разделяла меня и таких девчонок, как Стейша. До аварии мне всегда казалось, что страстный роман в конце концов будет и у меня. Но то, как Хартли умасливал свою возлюбленную, не давало мне покоя. Существовал ли на свете парень, который назовет меня, свою искалеченную подругу в инвалидном кресле, горячей девчонкой?

Я очень сомневалась.

Заключая соглашение со своими родителями, я пообещала продолжить курс физиотерапии в Харкнессе. Моим новым врачом была подтянутая женщина в бейсболке «Пэтриотс».

— Зови меня Пэт, — сказала она, пожимая мне руку. — На выходных я изучила твою карту.

— Извините, — ответила я. — Напрасная трата времени.

— Ничего подобного, — улыбнулась она. Я заметила, что она вся покрыта веснушками. — Твои тренеры находят тебя довольно активной.

Я засмеялась:

— Если «активный» означает «стервозный», то я, пожалуй, соглашусь.

Она покачала головой.

— У тебя был очень тяжелый год, Кори. Все это понимают. Давай-ка приступим к занятиям.

Сначала Пэт занялась растяжкой. Так терапия начиналась всегда — с жутковатого ощущения, что сейчас кто-то будет выкручивать мое тело, как будто я тряпичная кукла. Пэт проработала мои тазобедренные суставы, затем колени и лодыжки. Прежде чем попросить меня сесть, она прервалась. — Могу я взглянуть на твою кожу? Никто не увидит.

Я огляделась. Дверь в кабинет физиотерапии была закрыта, за окном никого не было.

— Только быстро, — согласилась я.

Пэт спустила мои штаны для йоги сзади и заглянула мне под трусики. Опасение заключалось в том, что у меня могли возникнуть пролежни из-за того, что я целыми днями сидела в своем кресле.

— Здесь все в порядке.

— Я не вхожу в группу высокого риска. Мои родители попросили вас взглянуть, ведь так?

Она улыбнулась.

— Ты не можешь винить их в том, что они заботятся о тебе.

Вообще-то запросто.

— Если мы сумеем поднять тебя из этого кресла, — Пэт указала большим пальцем в направлении коробившего ее объекта, — то никого это больше не будет волновать. Сколько часов в день ты проводишь на костылях?

— Несколько.