Отпросился поскорее на фронт. Тут и доучусь. Фронт — вот это школа! А в тылу сколько я фанерных щитов передырявил! Надоело… Каждый день до потемнения в глазах стреляли в фанеру. Обидно было: на фронте снайперов не хватает, а мы там детской забавой занимались. Товарищ у меня был — Виктор. Он сбежал с курсов и прислал мне письмо. У него уже одиннадцать фашистов на счету — представили к ордену Красной Звезды.
— А может, и зря, сынок, торопился. Доучился бы на курсах, раз дело у тебя хорошо пошло, — сказал Ларионов.
Это замечание комиссара задело самолюбие Евгения. «Не верит, думает, хвастаю. Ничего, я докажу ему…»
Евгений пробежал глазами по стенам землянки. Над койкой Миронова-старшего висело снаряжение и пистолет. Евгений встал рывком.
— Разреши пистолет, — спросил он у брата.
— Зачем?
— Разреши!
— Не стрельбу ли ты думаешь здесь показывать? — спросил, улыбаясь, Миронов-старший. — Ну, возьми.
Евгений осмотрел пистолет, достал из кармана пятак, подбросил его на ладони.
— С кем на пари? С первого выстрела… — Глаза его горели азартным огнем. Он встал, положил пистолет на стол, отошел и, повертев пятаком в земляной стене, оставил его там.
Комиссар недоверчиво улыбался, искоса поглядывая на комбата. Евгений попросил сидящих занять место у двери землянки, оттянул затвор пистолета, прицелился и выстрелил. Дым рассеялся. Все разыскивали глазами пятикопеечную мишень. В землянке запахло пороховой гарью.
Евгений положил пистолет на стол и быстрым шагом направился к стене, зажег спичку, поднял пятак, подбросил вверх, поймал и молча показал всем. Один край монеты, где прошла пуля, был рваным.
— Не стрелок, а фокусник! — воскликнул комиссар. — Ловко у тебя вышло, сынок. Снайпер, ничего не скажешь.
Пятак с рваным краем заходил по рукам. Начальник штаба похлопал Евгения по плечу.
— Товарищи, в нашем полку прибыло! Еще один снайпер. Выпьем за то, чтобы Евгений Николаевич дырявил фашистов, как он продырявил этот пятак.
Все потянулись к нему чокаться, а Евгений стоял, немного растерянный, смущенный, но довольный своим успехом.
Миронов-старший гордился младшим. В его глазах можно было прочесть: «Молодец, Женька, доказал всем, на что ты способен». Евгений теперь не сомневался, что его приняли в солдатскую фронтовую семью.
Тем же вечером Миронов-старший написал стихи, посвященные родному брату:
2
На другой, день Евгений стал просить брата отпустить его на передний край «поохотиться». Миронов-старший поддержал его желание. Но присутствующий при этом разговоре комиссар Ларионов, не возражая, все же сказал как бы между прочим:
— А ты, Евгений Николаевич, не спеши. Осмотрись, пообвыкни на фронте. Успеешь еще, навоюешься. На твою долю хватит.
Евгения снова обидели эти слова комиссара. Ему казалось, что Ларионов явно недоверчиво относится к нему, считая его «молокососом».
— Я же не в дом отдыха приехал. Пойду потренируюсь, а то засидишься и отвыкнешь. Там, на курсах, я по две сотни патронов в день жег.
— Пойди, пойди подразомнись, — поддержал его брат. — Покажи, чему тебя научили…
Миронов позвонил Натевадзе.
— Сограт Ильич, тут к тебе в снайперское пополнение просится один. На тренировку. Поддерживаешь? Завтра с рассветом он будет у тебя.
Докладывая к исходу дня о боевых действиях роты, Натевадзе не преминул случая, чтобы похвалить Евгения.
— Хорошее пополнение прислал, комбат. Сегодня он двух фрицев так красиво подковал. Намертво…
Так и начал вести боевой счет Миронов-младший. |