Старший лейтенант Зализный этой ночью тоже не спал. Болела раненая рука, а еще больше — сердце при мысли о предстоящем бое. Он обошел огневые позиции каждого орудия. Его бойцы-артиллеристы также не спали. Они сидели, прижавшись друг к другу, курили или разговаривали вполголоса. О чем? Одна мысль занимала и их: «Что делать, чтобы выстоять, если немцы снова перейдут в атаку?» Зализный обошел почти весь противотанковый опорный пункт и остался доволен, что удачно вчера расставили выведенные из строя орудия на ложные позиции. Он осмотрел также и соломенные «заграждения» и приказал бойцам облить жгуты керосином. Потом он снова вернулся к расчету первого орудия, с которым решил находиться сам, управляя огнем батареи. Ему не понравилась позиция, и он решил переместить орудие на запасную. Здесь был лучший обзор и обстрел. Рядом находилось надежное укрытие — вырытые ниши и норы в отвесной стене оврага. Потом он проверил связь с двумя другими орудиями. Приказал связистам сделать еще канал связи, но провода хватило только к одному орудию. Он хотел было сходить к командиру роты, обороняющейся впереди его противотанкового опорного пункта, но нарастающий гул в небе немецких бомбардировщиков заставил его вернуться на наблюдательный пункт. И надо сказать, что сделал он это вовремя. Тут же немецкие самолеты стали пикировать на ложные позиции с разбитыми орудиями. Они сделали два захода, сбросили бомбы и улетели.

Канашов наблюдал и старался предугадать, как же в дальнейшем сложится бой. Опыт боев подсказывал ему, что и в этот раз немцы будут действовать по излюбленному ими тактическому шаблону: удары авиации, затем артиллерийский налет, атака танков, а за ними пойдет пехота.

И Канашов не ошибся. Как только отбомбились немецкие самолеты, в бой вступила артиллерия. По множеству разрывов в лощине комдив понял, что и на этот раз немцы будут наносить главный удар именно сюда. Немецкая артиллерия еще вела редкий огонь, когда на дороге, огибающей высоту, показалась колонна грузовых автомашин с пехотой.

«Что же это такое? — подумал комдив. — Где же танки? Или немцы настолько уверены, что они полностью уничтожили нашу артиллерию…»

Он тут же приказал оставшейся гаубичной батарее в хуторе открыть огонь, но командир дивизиона доложил, что у него осталось всего по два снаряда на батарею. Делать было нечего, и комдив, чтобы не дать немецкой пехоте развернуться в боевые порядки, приказал Зализному открыть огонь.

На немецкие автомашины обрушился огневой удар. И разом несколько из них загорелись, а остальные повернули и скрылись за высотой. Тем временем из-за высоты развернулись пятнадцать танков и пошли в атаку. Они построились в боевой порядок и шли углом, острие которого было нацелено в лощину. «Да, они не отказались от мысли и сегодня пробиться там, где пытались это сделать три дня тому назад», — думал Канашов. И с беспокойством подумал о батарее Зализного. «Выдержат ли они и в этот раз таранный удар немецких танков?» В это время на наблюдательный пункт пришел Саранцев.

— Все в порядке, Михаил Алексеевич. Только что был на батарее Зализного. Как раз перед налетом немецкой авиации. Хорошо артиллеристы подготовили и замаскировали свои позиции.

Канашов молча пожал ему руку.

— Очень правильно сделал. Вовремя…

— Я им армейскую газету оставил о подвиге четырех бронебойщиков во главе с комсомольцем Петром Болото. Двумя противотанковыми ружьями они вели бой с тридцатью танками весь день и половину из них подожгли. Остальные танки повернули обратно. Это гвардейцы тридцать третьей дивизии. Здорово, Михаил Алексеевич!

— Редкий по мужеству воинский подвиг, — согласился комдив.