Паулюсу запомнился случай, когда Вейхс по этому поводу как-то сказал ему с иронией, перефразируя известную русскую пословицу: «Потеряв голову (половину России, ее важные экономические и политические центры), пусть не плачут по волосам (остаткам своих территорий, которые наверняка не в силах уже русских спасти)».

     Паулюс разделял взгляды своего начальника. События и факты упрямо подтверждали все это как неопровержимую истину.

     «Конечно, — думал он, — советское командование, чтобы поддержать свой пошатнувшийся престиж в проигранном сражении у Волги, в неудачах на Кавказе в летнюю кампанию тысяча девятьсот сорок второго года, пошло на такую отчаянную авантюру, как контрудар с донских плацдармов. Но кто-кто, а они-то хорошо знают, что нет сейчас у русских ни техники, ни войск. Да и обстановка не в их пользу. Но тем хуже для них. За это они жестоко поплатятся, не добившись даже каких-либо тактических успехов. Они думают отвлечь мою армию от Сталинграда. Ничего из этого не выйдет. Оборона наших союзников — третьей румынской и восьмой итальянской армий, как утверждает Вейхс, надежна. Она может задержать их до того, как моя армия покончит с остатками шестьдесят второй армии в Сталинграде и другими ее соседями у Волги. Если взять худший вариант и допустить, что они прорвут оборону на Дону в каком-то одном месте, то у Вейхса найдется достаточно резервов локализовать этот прорыв. Я не сниму ни одного солдата, ни одного танка и не позволю перебрасывать их из Сталинграда, если даже на этом будет настаивать Вейхс. У меня есть для этого все основания. Фюрер мне доверяет. Он меня всегда поддержит.

     Паулюс вызвал первого адъютанта, полковника Адама, и приказал принести ему обед. Позвонил начальнику штаба Шмидту и отдал распоряжение подготовить к восемнадцати часам очередную разведсводку в штаб группы армии.

     — Да, да, господин генерал-полковник, — повторил Шмидт с некоторым раздражением, услышав напоминание. — Я готовлю. Собственно, сводка готова. Но…

     — Вам надлежит указать в разведсводке, — сказал Паулюс, — что наша армия завтра. — Он сделал паузу. — На двадцатое ноября нами намечается по плану продолжать действия разведывательных подразделений с тем, чтобы в ближайшее время перейти к самым активным и решительным действиям против шестьдесят второй армии согласно ранее намеченному фюрером плану.

     Паулюс, как всегда, не изменял своим привычкам. Он принял душ перед обедом, надел вместо жесткого кителя мягкий, легкий пиджак, подарок жены, и сел за стол.

     «Теперь все служебные заботы к черту». Он должен быть наедине сам с собою и отрешиться от будничных дел и забот.

     Паулюс полистал красочные иллюстрированные журналы. Задержался на снимках венского балета, рассматривая безукоризненные фигуры балерин. Хорошо бы сейчас побыть на балете, а еще лучше поехать к семье, встретиться с друзьями. Он медленно жевал и ловил себя на мысли, что делал это механически, пища казалась ему невкусной. Даже любимый коньяк не возбуждал аппетита.

     — Как вы думаете, господин Адам! Не злоупотребляет ли наш повар моим терпением?

     Адам насторожился.

     — Вчера я с трудом сжевал свиную отбивную. Она была жесткой, как подметка. Он сегодня преподнес мне ее под другим соусом, но та же подметка.

     — Что-то и начальник штаба недоволен последнее время поваром.

     — Принесите мне… Ну хотя бы копченой ветчинки. И маринованных патиссонов. Или горячих сосисок.

     И когда Адам уже направился передать распоряжение, Паулюс спросил:

     — Вы точно проверили, Адам, что утром наши транспортные самолеты доставили армии подарки — ящики с медалями и орденами?

     — Проверил, господин генерал.