— Вот отсюда, из района Новая Калитва, Верхний Мамон на Дону, начнется наступление наших войск в направлении Богучар, Морозовская, Котельниково с задачей выйти в тыл и на фланги группировки Манштейна.

     Кипоренко смотрел, обдумывая каждое слово командующего фронтом, стараясь как можно скорее понять и осмыслить грандиозный замысел операции.

     Ватутин уловил в его задумчивости невольный вопрос: «Ну а что же предстоит сделать моей армии?»

     — Перед танковыми и механизированными соединениями обоих фронтов, — продолжал Ватутин, — стоят сложные по своим оперативным целям задачи: наступать от Верхнего Мамона в общем направлении на юг и юго-восток, действуя по тылам восьмой итальянской армии и выходя на тылы третьей румынской и немецкой армий. Нанося глубокие удары по флангам и тылам, мы должны не допустить осуществления замысла гитлеровского командования по освобождению группировки Паулюса, окруженного в Сталинграде и у Волги.

     Ватутин ходил неторопливо по кабинету, изредка останавливался у карты, резко подчеркивая указкой предполагаемые удары. Он показывал направление задуманного маневра.

     Кипоренко, слушая командующего, понимал что сложная и напряженная обстановка потребует быстрых и внезапных ударов.

     — Тут надо провести серию стремительных ударов и делать это в высоких темпах. Я бы сказал так: появляться перед противником по-суворовски, внезапно, и громить его так же по-суворовски, умно и наверняка.

     Ватутин прищурился и посмотрел пристально на Кипоренко:

     — Найдется у вас такой решительный и гибкий военачальник? Только скажите честно и прямо.

     Кипоренко поколебался. Кого же ему предложить из двух командиров корпусов его армии? Канашов опустил руки, смерть любимой потрясла его. Он вряд ли сможет сейчас командовать уверенно. Генерал Годин Афанасий Сергеевич — хороший исполнитель, но безынициативный человек. Только исполнитель, не более.

     — Найдется, товарищ генерал-полковник!

     — Кто?

     — Генерал Канашов.

     Ватутин наморщил лоб, перебирая пальцами, барабанил по столу в задумчивости.

     — А, это тот, что замкнул кольцо окружения? Ну как же, помню! — И, чуть улыбнувшись, добавил: — Тот, у которого в корпусе последнее время дисциплина хромает и ЧП? А что с ним стряслось, Иван Кузьмич? Зазнался?

     Кипоренко помедлил, не зная как ответить. Ну, а что таить?

     — Жена его была военным врачом. Представителя Ставки — генерала — вывезла. И вот на обратном пути была тяжело ранена. Скончалась она.

     Лицо Ватутина стало озабоченным.

     — Теперь мне все понятно. Чего же молчал? Правильно решил ты, Иван Кузьмич. Правильно. Если Канашова сейчас в тишину, во второй эшелон, он совсем пропадет. Встряхнуть его надо, увлечь большим ответственным делом. — И, что-то припоминая, щурясь и массируя левый висок, добавил: — Когда умирает близкий человек, никто, даже самый большой друг, не в силах ему помочь. Только в круговороте боя и можно забыться.

2

     Танковым соединениям Канашова предстояло пройти долгий путь, свыше трехсот километров. Это была тяжелая и сложная задача. В декабре значительно посуровела зима, участились метели. Снегу навалило в рост человека, а в оврагах и балках и дна не достать. На ровной и гладкой, как стол, степной местности снег очень демаскировал войска и особенно боевую технику — орудия, машины, танки.