Адам растерянно перекладывал в папку для доклада командующему эти неопределенные донесения. Что он мог доложить Паулюсу? Главные сведения отсутствовали. Сколько солдат еще оставалось в живых, боеспособных? Сколько танков и самолетов оставалось в распоряжении командующего? Сколько раненых и больных? Сколько в наличии боеприпасов? Имеется ли еще продовольствие? Видно, теперь уже никто не мог дать ответ на эти мучительные вопросы.

     Поздним вечером, в темноте, когда Адам шел по подвалу к начальнику штаба армии, чтобы с ним посоветоваться, прежде чем докладывать эти сведения командующему, его кто-то тронул за рукав. Адам зажег карманный фонарик. Перед ним стоял ординарец Шмидта. На вопрос, где начальник штаба, он ответил:

     — Генерал Шмидт ушел к генералу Роске. Он докладывал Паулюсу, что будет обсуждать с ним план обороны командного пункта 6-й армии в универмаге. Проходите, господин полковник, — обер-ефрейтор провел Адама в комнату, где жил его начальник. Он указал на стоявший в углу маленький чемодан и открыл его. Адам наклонился и, пораженный, взглянул на солдата. А гот, усмехаясь, сказал с пренебрежением: — Всем подчиненным он приказывает: «Держаться до последнего, капитуляции не будет», а сам уже готов сдаться в плен.

     Да, видно, Шмидт считал, что требование драться до последнего человека на него не распространяется. Адам тут же, возмущенный, явился к Паулюсу и доложил ему:

     — Я никогда не питал к Шмидту дружеских чувств, но все же считал, что он по-своему последователен. Но в последние тяжелые минуты для армии он показал свое подлинное лицо. Приходится сожалеть, что вы следовали его советам.

     — Теперь, Адам, поздно говорить об этом. Конец близок.

* * *

     30 января 1943 года, в десятую годовщину взятия власти Гитлером, Шмидт составил в его адрес две телеграммы, а Паулюс подписал их без исправления. Первая из них гласила: «6-я армия, верная присяге Германии, сознавая свою высокую и важную задачу, до последнего человека и до последнего патрона удерживает позиции за фюрера и отечество! Паулюс».

     Вторая телеграмма-радиограмма содержала поздравление: «По случаю годовщины взятия вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер. Паулюс, генерал-полковник».

     Да, это было ни чем иным, как надругательством над жестокой и трагичной судьбой 6-й армии. Гитлер незамедлительно ответил, поддерживая видимость пафоса умирающей армии: «Мой генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и принесет тягчайшие жертвы.

     Мысленно всегда с вами и вашими солдатами. Ваш Адольф Гитлер».

     Начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Шмидт ушел от Паулюса, и тут же к нему вошел генерал-майор Роске. Он был бледен.

     — Господин генерал-полковник, дивизия больше не в состоянии оказывать сопротивление. Русские танки приближаются к универмагу. — Это конец.

     — Благодарю вас, Роске, за все. Передайте мою благодарность своим офицерам и солдатам.

     Шмидт уже просил Паулюса начать переговоры с представителями Красной Армии. Полковник Адам сидел неподалеку от Паулюса и бросал в открытую печь служебные бумаги, ордена — рыцарские и немецкие кресты.