|
Когда часовой дал очередь из автомата, красноармеец уже находился в нескольких метрах от сложенного сена, успел бросить бутылку горючей жидкости в один из стогов и упал мёртвым. Немецкие танки, броневики и танкетки, стоявшие на площади, освети-лись красно-жёлтым пламенем горевшего сена. И тотчас же с дистанции в шестьсот метров от-крыли огонь гаубицы. Артиллеристы видели, как из длинного сарая-казармы выбегали немецкие солдаты. – Эх, пехота запаздывает, – сердито сказал Румянцев комиссару дивизиона Невтулову. Но вскоре красная ракета дала сигнал атаки. Сразу же умолкли пушки. Был миг тишины, когда лежавшие люди вставали с земли, и по тёмной роще, по несжатой пшенице пронеслось протяжное, негромкое, прерывистое «ура». Это пошли в атаку роты Бабаджаньяна. Зарокотали станковые пулемёты, рассыпчато разносился треск винтовочных выстрелов. Бабаджаньян взял из рук связиста телефонную трубку. До слуха дошёл идущий из боя голос командира первой роты: – Ворвался на окраину деревни, противник бежит. Бабаджаньян подошёл к Богарёву, и ко-миссар увидел в чёрных пламенных глазах командира батальона слёзы. – Бежит противник, противник бежит, товарищ комиссар, – сказал он с придыханием. – Эх, отрезать бы их можно было, мерзавцев! – закричал он. – Не туда Мерцалов кочетковский батальон поставил! Зачем в затылок, во фланг надо бы. С наблюдательного пункта они видели, как немцы бежали с окраины в сторону площади. Многие из них были не одеты, несли в руках оружие и свёртки одежды. Длинный сарай-казарма пылал весь, пылали стоявшие на площади танки, огромный высокий дымный костёр живой красной башней поднимался над автоцистернами с горючим. Среди солдат можно было заметить фигуры офицеров, кричавших, грозивших револьверами, тоже бегущих. «Вот она, внезапность», – думал Богарёв, всматриваясь в толпы солдат, мечущихся среди построек. – Пулемёты, пулемёты вперёд! – закричал Мерцалов и побежал в сторону стоявшей в ре-зерве роты. Вместе с пулемётчиками он вошёл в деревню. Немцы отходили по большаку в сторону деревни Марчихина Буда, находившейся в девяти километрах от совхоза. Многие танки и броневики ушли, раненых и убитых немцы успели уне-сти. Уже рассвело. Богарёв осматривал сгоревшие немецкие машины, пахнущие жжёной крас-кой и маслом, щупал ещё не остывший мёртвый металл. Красноармейцы улыбались, смеялись. Смеялись и шутили командиры. Даже раненые воз-буждённо рассказывали друг другу бескровными губами о ночном бое. Богарёв понимал, что этот внезапный, торопливо подготовленный налёт на совхоз – ма-ленький эпизод в нашем долгом отступлении. Он чувствовал душой громадность потерянного нами пространства, всю тяжесть потерь больших городов, промышленных районов, трагедию миллионов людей, оказавшихся под властью фашистов. Он знал, что за эти месяцы нами поте-ряны десятки тысяч деревень, и в эту ночь возвращена лишь одна. Но он испытывал безмерную радость: ведь он видел своими глазами, как немцы бежали во все стороны, он видел их крича-щих, перепуганных офицеров. Он слышал громкую весёлую речь красноармейцев, он видел слёзы радости на глазах командира из далёкой Армении, когда бойцы отбили у немцев дере-вушку на границе Украины и Белоруссии. Это было крошечное зерно великого дерева победы. Пожалуй, он единственный в полку по-настоящему знал положение, в котором находились войска, произведшие ночной налёт. Напутствуя его, дивизионный комиссар сказал: – Надо держать, держать до последнего. – Он видел карту в штабе фронта и ясно представ-лял себе задачу полка: держать большак, проходящий у совхоза, и не давать немецким частям пробиться к шоссейной дороге в тыл отходящей армии. Он знал, что полку предстоит нелёгкая судьба. В семь часов утра налетели немецкие бомбардировщики. Они появились внезапно из-за леса. «Воздух!» – закричали часовые. |
