|
Разведчиков особенно сердило это пе-ние. – Поют, – говорили они, – а наши бойцы молчат, никогда не слышно, чтобы пели. – И дей-ствительно, в то время не слышно было в войсках пения, и колонны шли молча, и на привалах не пели, не плясали. Когда стемнело, выехал на огневые позиции дивизион гаубичного полка. Командир и ко-миссар дивизиона вскоре зашли в штабную избу и уселись за стол: комиссар разложил шахмат-ную доску, командир вытащил из полевой сумки фигуры, и они оба сразу же пригнулись, заду-мались. Командир второго батальона Кочетков сказал: – Вот сколько вижу артиллеристов, и почти все в шахматы играют. Комиссар дивизиона, не отрывая глаз от доски, ответил: – А насколько я вижу, в стрелковых частях все в домино играют. Командир дивизиона, тоже глядя на доску, добавил: – Точно. Обязательно в козла, да ещё морского. – Он показал пальцем на доску и добавил – Так ты, Серёжа, проиграешь. Явная потеря ферзя, как в тот раз под Мозырем. Они наклонились над доской и замерли. Минут через пять, когда Кочетков уже вышел из избы, комиссар дивизиона сказал: – Чепуха, ничего я тут не теряю, – и, глядя на доску, добавил, обращаясь к отсутствующему Кочеткову: – А кавалеристы любят играть в подкидного дурака. Верно, товарищ Кочетков? Сидевший у полевого телефона дежурный связист рассмеялся, но тотчас озабоченно нахмурился и, покрутив ручку аппарата, строго сказал: – Луна, луна. Медынский, ты? Проверка. Командир полка Мерцалов негромко разговари-вал с начальником штаба. В избу снова вошёл Бабаджаньян, худой, высокий, возбуждённый. В полутьме чёрные глаза его блестели. Он заговорил быстро и горячо, тыча рукой в карту: – Это исключительный случай, разведка совершенно точно доносит, где стоят танки. Если выдвинуть артиллерию на этот холм, мы их расстреляем прямой наводкой. Честное слово! Как можно упускать? Ну, как на ладони, подумайте, как на ладони! – и он показал свою худую смуг-лую руку, постучал ладонью по столу. Мерцалов посмотрел на Бабаджаньяна и сказал: – Согласен, бить так бить! Долго рассуждать я не люблю. Он подошёл к артиллеристам. – Товарищи шахматисты, придётся вас оторвать. Пожалуйте-ка сюда. Они вместе склонились над картой. – Ясно, они хотят перерезать шоссе – тут ведь не больше сорока километров – и выйти в тыл армии. – В этом всё значение нашей операции, – сказал начальник штаба, – имейте в виду, что ко-мандующий армией лично следит за всем этим делом. – Вчера по радио немцы кричали: «Сдавайтесь, красноармейцы, сюда прибыли наши огне-мётные танки, мы сожжём всех, а кто сдастся, пойдёт домой», – сказал командир дивизиона Ру-мянцев. – Нагло ведут себя, – сказал Мерцалов, – до обидного нагло: спят раздетые – а я вот, уже которые сутки сапог не снимаю, – ездят, собаки, по фронтовым дорогам с зажжёнными фарами. Он задумался и прибавил: – А комиссар какой у нас, его слова меня прямо, знаете, ну как… – Крут уж очень, – сказал начальник штаба, – Мышанского сильно обложил. – А мне понравилось, – смеясь, сказал Мерцалов, – я прямо по себе скажу: на меня вы оба действуете. Мышанский вот своими рассказами, а вы всё насчет формы да нормы. Я ведь чело-век простой, строевой, слова больше, чем пули, боюсь. Он посмотрел на начальника штаба и весело сказал: – Хорош комиссар. Я с ним вместе воевать буду. VII. Ночь Батальон Бабаджаньяна расположился в лесу. Бойцы сидели и лежали под деревьями в ма-леньких шалашах из ветвей с увядшими шуршащими листьями. Сквозь листву проглядывали звёзды, воздух был тих и тёпел. Богарёв вместе с Бабаджаньяном шли по едва белевшей тропин-ке. |
