обкрадывают нас... Здесь в области всякому известно, что меня можно грабить и

преследовать, и этим пользуются ежедневно. Кончится тем, что власти окажутся

повинными в нападении, а мне расплачиваться за это.

Полагаясь на здравый смысл и силу общественности, я решил высказаться на этих

страницах, ибо я хочу, чтобы закон защищал меня, - как он меня покарает, если я окажусь

преступником. Я владею и пером и шпагой, и я требую, чтобы все, в том числе прокурор,

относились ко мне с должным уважением».

Изложив историю с веником и не менее загадочный случай, когда исчез ключ от

почтового ящика, Гоген снова бросает перчатку.

«Могут ли поселенцы нашей области впредь чувствовать себя в безопасности, если

они подвержены произволу местных вождей, которые откровенно пристрастны и

подчинены вашей деспотической единоличной власти? У Вас нет таких полномочий, зато

у Вас есть обязанности.

Когда речь идет о моих правах, я тверд, потому что дело касается также моего

достоинства. Вот почему я прошу Вас сообщить, может быть, Ваше отношение ко мне

объясняется нелепым желанием наступить мне на ноги (они и без того болят). То есть, Вы

так действуете, чтобы сделать из меня дурака? Тогда имею честь прислать к Вам своих

секундантов.

Или же - что более вероятно - Вы должны признать, что Вам не по силам

осуществлять правосудие... что Вами движут тщеславие и глупость, ибо иначе Вы бы не

внушали себе, что Вы значительное лицо. Кроме того, Вы явно убеждены, что Ваши

покровители всегда будут выручать Вас из затруднений, в которые Вас то и дело

вовлекают Ваши промахи.

Если это так, я буду ходатайствовать перед Правительством, чтобы Вас отозвали во

Францию и дали Вам возможность повторить Ваш университетский курс и хорошенько

усвоить азы Вашей профессии.

С приветом

Поль Гоген Пунаауиа».

А чтобы стало совсем ясно, что Шарлье - плохой и нерадивый прокурор, Гоген

уговорил поселенцев по соседству, у кого были такие же жалобы, послать коллективное

письмо губернатору. Правда, не все поселенцы владели слогом, поэтому он на всякий

случай облегчил им задачу, составив образец письма:

«Мсье Губернатор!

Настоящим имеем честь сообщить Вам, что по жалобам, которые мы направляли в

жандармерию и которые затем пересылались прокурору, до сих пор не принято никаких

мер.

Поскольку такая пассивность приносит нам, колонистам, большой ущерб, а мы

полагаем, что закон существует для того, чтобы нас охранять, мы настоятельно просим

Вас обдумать, что Вы можете предпринять, чтобы исправить столь прискорбное

положение на Таити.

С искреннейшим почтением

(ПОДПИСИ)189

То ли из милосердия, то ли потому, что он был неплохим тактиком, прокурор Шарлье

ничего не ответил. Гоген, который, видимо, был искренне убежден, что доблестно

сражается за правое дело, и уже сочинил речь на семь страниц, даже разочаровался. «Что

касается меня, результат равен нулю: ни дуэли, ни суда. Как же все прогнило в колониях!»

Однако ему явно полегчало от того, что он дал выход своему гневу, и Гоген продолжал в

том же духе - в июльский номер «Ос» он написал длинную статью с не менее резкими

нападками на другого человека, возмутившего его своим высокомерием, а именно самого

губернатора Галле. Достаточно привести конец статьи, чтобы представить себе ее

содержание: «Для них дела колонии все равно что дела какой-нибудь захудалой мелкой

фирмы... Поневоле усомнишься в способности государственных служащих понимать

нужды колонии и ее населения, когда вспомнишь, что они всего лишь временные гости,

которых волнуют только их собственные доходы и благополучие».