Вместо Дэрин у него теперь был Никола Тесла, на редкость неподходящий для долгого совместного пребывания человек. Одержимость тайнами Вселенной не мешала ему часами привередливо выбирать для обеда сорта вин. Сетуя на ежедневные потери в горниле войны людских жизней, он тем не менее со смаком расходовал долгие часы, самозабвенно красуясь перед репортерами и посвящая каждую минуту славы кино- и фотообъективам. Он как будто жил в душных объятиях неких странных страстей — не менее странных, чем, скажем, его любовь к голубям. Эти сизые воркующие создания — наглые, прожорливые, роняющие всюду свою пачкотню — обитали в гостиничных апартаментах Теслы, причем не где-нибудь, а в роскошной «Уолдорф-Астории». После месяцев своей добровольной сибирской ссылки встрече с ними Тесла был неимоверно рад (кстати сказать, все это время персонал отеля добросовестно, хотя и небесплатно, за ними присматривал). Тем не менее Тесла каким-то образом безошибочно знал, как превратить свою разнузданную эксцентричность в обаяние, стоило в его присутствии появиться инвесторам. Он устраивал электрические светопреставления в Манхэттенской лаборатории, председательствовал на роскошных обедах и ужинах в «Уолдорф-Астории» и достаточно быстро собрал средства на усовершенствование своего оружия. Но прошли, казалось, века, прежде чем Тесла с Алеком все-таки добрались до Лонг-Айленда.

В бронированном шагоходе охранной службы, оплаченном кинокомпанией «Херст-Пате», изобретатель, наконец, доставил Алека с его людьми в огромную башню, гвоздем торчащую над небольшим приморским городком Шорэмом.

* * *

«Голиаф» вздымался подобно небоскребу, эдаким гигантским кузеном султановой башни Теслы в Стамбуле. Центрального исполина окружали четыре башни поменьше, а на нем самом короной горела в солнечных лучах облицованная медью полусфера. По ней, словно муравьи, лазили работники, делая последние приготовления к предстоящему нынче вечером испытанию. Внизу у башен среди дымящих труб располагалась кирпичная электростанция. На огороженную территорию пинкертоновский шагоход попал через высокий забор колючей проволоки. Для защиты от туристов и случайных нарушителей этого заслона вполне хватало, но не видно было, что могло бы остановить, скажем, штурмовой шагоход. Спустя два дня после отлета «Левиафана» прибыл курьерский орел с письмом от Дэрин. В письме она передавала сообщение от Лилит, а также обещала, что «Левиафан» будет барражировать вдоль побережья, по возможности высматривая подводные лодки или какие-нибудь там «водоходы», как говорилось в послании. Лично Алека Дэрин просила о германской угрозе никому не распространяться. Однако, глядя на двух беспечных сторожей, что, прислонив к караулке свои допотопные ружья, закрывали сейчас ворота, Алек подумал, что при данном раскладе неразглашение не такая уж здравая мысль. Если он со своими людьми оказывается здесь, на пути у беды, то немного поделиться информацией, скорее всего, не мешает. Алек толкнул сидящего рядом Клоппа, который в данную минуту клевал носом:

— Мастер Клопп, приехали!

Клопп сонно уставился на Голиафа:

— Похоже на вундеркинда, который повернут на механических игрушках.

— Вундеркинда, надо сказать, с очень богатыми почитателями, — желчно заметил Фольгер.

Граф возился с прихваченной обильной кладью, вес которой он пытался распределить между Хоффманом и Бауэром.