Изменить размер шрифта - +
Я совсем недавно на вольняшку откинулся.

Мужик заторопился. Он кожей, спинным мозгом почувствовал, что угощает его не какой-нибудь заурядный бандюган, а человек солидный, основательный, может, даже авторитет. И хотя у Самсона Ильича не было ни одной татуировки, по твердому взгляду, сдвинутым бровям, по интонации местный мужичок догадался, что рядом с ним мужик не простой, а тертый, видавший виды. Он вернулся с бутылкой водки, подал ее Лукину.

– Наливай себе сам, рассказывай.

– Непорядки у нас в городе, ментов понаехало, все машины проверяют. Лукин передернул плечами:

– Меня не проверяли, – пробурчал он.

– С Минска легавых понаехало, все ищут, кто Кузьму Пацука завалил.

– Ты знал его?

– Кто ж Кузьму здесь не знал! Правда, не сидел я с ним.

Лукин не стал уточнять, что он именно с Пацуком провел за колючкой не один год.

– Так за что, думаешь, Кузьму порешили? Вроде человек он был незлой…

– Незлой? Скажешь тоже! Злющий как собака! А что до твоего вопроса, так, думаю, Кузьма со своим корешом Стрельцовым золото нашли. Кузьма в Москву ездил, продавать его возил.

– Так уж и золото? – изумился Лукин.

– Ага. У нас его здесь полным-полно, да вот найти никто не может, все про него только и говорят. Я еще с детства разговоры слышал, мне отец рассказывал, а ему – дед. Где-то тут на Березине золотая карета самого Наполеона утонула.

– Это круто – золотая карета, – хихикнул Лукин.

– Что, не веришь? Вот тебе крест! Из чистого золота: и колеса золотые, и оглобли, и спицы в колесах тоже золотые. Тяжеленная, триста пудов, говорят, весила!

– Басни это, – сказал Лукин. – Если бы здесь золото было, его бы уже нашли. Советская власть, брат, она такая власть, что и иголку в стогу сена отыскивала. Я постарше тебя буду и знаю это наверняка.

– Может, ты и прав, – запивая пиво водкой, пробормотал мужчина. – Меня, кстати, Петром зовут.

– А меня Самсоном, – представился Лукин. – Петр, откуда ты знаешь, что Кузьма золотишко в Москву продавать возил? Петр замялся:

– Я его на вокзале встретил, племянника провожал, а Кузьма с ним в одном вагоне поехал. Я у него еще спросил: чего в Москве забыл, Кузьма? А он мне и говорит, что нет, мол, только до Орши на московском поезде прокатиться решил. А я билет у него в руках видел, до Москвы билет. Я еще подумал, что обмишурился, почудилось, у проводницы поинтересовался. Та подтвердила, сказала, что до Москвы едет. Вернулся он дня через три. Что ему в Москве делать? Родни у него там нет.

– Может, к корешам ездил?

– Э нет, не к корешам, потому как вернулся веселый. Я еще у него спросил, как дела, мол, если хорошо, то угостишь?

– И что?

– Угостил, как положено. Но белорусских денег у него не оказалось, он при мне доллары сдавал. За доллары беленькую покупал, понимаешь, за доллары. Откуда у него доллары? Из Москвы…

– Менты что говорят?

– Что они скажут? Они молчат, все крутят, свидетелей ищут, дело завели.

– Это они, собаки, умеют, – произнес Лукин и почувствовал, как у него по спине пробежал холодок.

– Друг-то его, Стрельцов, еще раньше пропал. Не было его долго. А нашли его в сарае, где Кузьма висел. Говорят, он сам туда из реки пришел. В закрытом гробу Стрельцова хоронили. Я смотреть на Кузьму не бегал, только на поминки сходил. Вдова его стол хороший накрыла, а если стол хороший на поминки, значит, деньги были. Без денег-то стол не накроешь, человек пятьдесят народу собралось.

Быстрый переход